— Верно, милорд, — согласился сэр Бараз, — с каждым годом время летит быстрее.
— Порой стоит останавливаться в этой извечной беготне, — произнёс граф и натянул поводья. Монахи, что ехали впереди обернулись.
— Ваш апологет подождёт, — кинул им Ардван. — Ну что вылупились? Езжайте. Мне нет резона прятаться. Скоро буду.
Ардван спешился, и отойдя от дороги, спустился к ручью. Сэр Ньял и сэр Бараз последовали за ним.
— Детство вспомнилось, — произнёс граф, — в те годы краски были ярче, а мгновения проживались полнее. Сейчас всё не то, даже проклятое тело подводит.
— Милорд, каковы наши годы? — подбодрил сэр Ньял. — Повоюем ещё.
— Это мой последний поход, — сказал Ардван. — Моё время подходит к концу. Ты ещё молод, сэр Ньял, а я — в прошлом. Я много думал. Всевидящий отобрал у меня наследников. Почему? Чтобы я понял тщетность этого круговорота, который рано или поздно остановится? Знаю, что брат мой готовит заговор. Ну так пусть. Он моложе и сильнее. Мне не за что сражаться, сэры, только за свою старость, — Ардван тяжело вздохнул.
— Нет, милорд, — возразил сэр Ньял, — нам есть, ради чего драться. Я, к примеру, не намерен служить предателю, и поддержу Нитхарда, чтобы ни случилось — ты знаешь. И все дружинники поддержат наследника.
— Точно, — согласился сэр Бараз, — вот только для этого нам следует находиться не здесь.
— Ты прав, сэр Бараз, прав, будь я проклят! — печально кивнул Ардван, — но сам понимаешь, есть силы выше нашей воли. Ладно, не будем заставлять апологета ждать слишком долго.
Арьябурзин принял Ардвана с глазу на глаз в келье настоятеля монастыря. Ковры на стенах, полки с книгами и золотой подсвечник в центре стола оживляли серый интерьер помещения.
— Чем обязан таким приглашением? — Ардаван отодвинул стул и без приглашения уселся напротив апологета, который расположился за столом и внимательно изучал подслеповатыми глазами некий список.
Арьябурзин отложил лист бумаги и сцепил пальцы в замок на груди.
— Я лишь желаю побеседовать, милорд, — произнёс он деловито и сухо.
— Вы меня вынудили тащиться в такую даль, дабы побеседовать?
— Верно поняли.
Внешне граф казался спокоен, в душе же его нарождалась тревога, вспомнились недавние слова барона Рамбрехта. Ардван не был уверен, что под него копают, но происходящее вызывало серьёзные подозрения.
— Как вы знаете, моя цель — выявлять ересь и вероотступничество, — без обиняков начал Арьябурзин. — И того и другого, к сожалению, стало больше в последнее время. Приходится работать, ничего не поделаешь. Вот и вам хочу пару вопросов задать, милорд, вопросов несложных. Если будете искренни, проблем не возникнет.
— Что ж, помогу, чем смогу, — снисходительно произнёс Ардван, скрестив руки на груди.
— Я на это надеюсь. Что ж, прежде всего меня интересует, нет ли среди ваших людей тех, кто сомневается в Господе Хошедаре, либо в королевской власти, или в праведности целей сей кампании? Возможно, есть те, кто выражает недовольство или настроен скептически? Прошу быть честным, граф: недуг важно распознать вовремя. Есть ли таковые среди ваших приближённых?
— Не слышал.
Арьябурзин многозначительно хмыкнул.
— А вы поройтесь хорошенько в памяти, милорд, может, и вспомнится чего?
— Мои люди верны мне и Всевидящему. Больше сказать ничего не имею.
— Что ж, такой ответ ожидаем. А может, вы сами имеете вопросы к святой церкви? Вы редко посещаете утренние проповеди, да и на исповедь ни разу не являлись. А ваши люди порой неподобающе ведут себя со служителями Господа. Чего только стоит тот инцидент с одним из ваших баронов, проступок которого вы принялись столь самоотверженно выгораживать. Хотелось бы убедиться в крепости вашей веры, граф Нортбриджский.
— Всё правильно, святой отец, вы ничего не упустили. Но как вы хотите убедиться в этом? Разве само моё участие в войне не достаточное доказательство моей верности и лояльности королю и церкви?
— Я не полководец, милорд, — апологет поморщил лоб и помотал головой, — меня интересуют не войска и походы, меня интересует душа человеческая.
Ардвану стало неуютно от взгляда, которым Арьябрурзин проедал его, но граф умел хранить самообладание и всем своим видом демонстрировал полнейшее равнодушие:
— Но тогда как?
— Исповедаться и покаяться, признать ошибки, сомнения. Рассказать о настроениях, которые царят в вашем войске, о тех подданных, кто смущает других своими помыслами. Я ведь знаю о ваших колебаниях, милорд, и о том, как вам тяжело дался правильный выбор. Возможно, вы даже сомневаетесь в верности слов служителей Господа. Искренняя исповедь поможет исцелить душевные недуги, если не запускать их. Если же не придушить заразу в зародыше, вырвать её, увы, можно будет, только изгнав самого заразного из мира Господнего. Хотелось бы верить, что этого не потребуется.