Ардван ощутил, как закипает гнев. Сидящий напротив плешивый, невзрачный с виду человек с мясистым красным носом, будто проник в его мысли, в то сокровенное и тайное, что граф прятал от окружающих. Будто всё его естество предстало перед апологетом, который умело сдёргивал покровы с человеческой души, обнажая её греховные помыслы.
— Кто ж вам наговорил такую чушь? — ни словом, ни интонацией Ардван не выказал ни капли смущения.
— От глаз Всевидящего ничего не скроется. Но я бы на вашем месте сейчас задавался другими вопросами.
— Что ж, хорошо, — медленно проговорил граф, не сводя властного взора с апологета. — Вы закончили? Теперь послушайте мене. Я не собираюсь оправдываться за гнусные слухи, которые распускают за моей спиной подлые ненавистники. Я сказал, какова моя позиция, и повторяться не стану. Впрочем, вы правы, в суматохе дел действительно позабылось служение Господу — это, пожалуй, единственное, в чём я должен покаяться.
— Очень хорошо, милорд, — Арьябурзин не изменился ни в голосе, ни в лице. — Пусть это станет первым шагом на пути к миру в вашей душе и миру со Всевидящим. Не смею вас более задерживать.
Возвращался Ардван в хмуром настроении. Заинтересованность апологетов — то было полбеды. Но Арьябурзин не умел читать мыслей, как ни один человек в мире, а значит, о душевных терзаниях и сомнениях графа ему кто-то рассказал. А потому Ардван всю дорогу перебирал в голове людей, кто бы осмелился пойти на такой подлый шаг. Мысли вертелись вокруг барона Балдреда. Было сложно представить, что этот человек, доказавший свою преданность за многие годы службы, занялся бы мерзким доносительством, но вот набожность барона могла стать крючком, за который его подцепили апологеты.
По приезду Ардван велел позвать к себе Балдреда и предложил прогуляться. Они направились в конюшню, где отдыхали лошади графа и его баронов. Ни один из трёх скакунов Ардвана — походный и два боевых — не пострадал и не заболел, чему граф был несказанно рад.
— Кони нам верны, — проговорил Ардван, когда они с бароном прохаживались между стойлами, — что бы мы делали без них? Ничего не может быть хуже, чем когда верный скакун повреждён или слёг от болезни. Тогда и для тебя война закончена.
— Да, это так, — кивнул Балдред, — рад, что ваши лошади целы, мои, слава Всевидящему — тоже, а вот у Ратигиса одна подвернула ногу и у моих дружинников половина коней перемёрла то ли от простуды, то ли или какой-то хвори. Непогода и долгая дорога сделали своё коварное дело.
— Всем сейчас непросто, не так ли, барон? — Ардван остановился возле своего могучего скакуна в яблоках по кличке Эрах и погладил по морде. — Этот поход… что уж говорить, даётся всем с большими трудами. Когда кони подводят — это одно, но когда люди…
— Это особенно тяжело, милорд.
— Когда люди, на кого ты полагаешься, предают тебя, порой сами того не ведая, а порой по ошибке — становится тяжело на душе. Нельзя выехать на поле брани на больной и слабой лошади — нельзя сражаться плечом к плечу с теми, кому не доверяешь.
— Ты верно говоришь, милорд, но не возьму в толк, к чему это? Есть ли за сим тайный смысл?
Ардван обернулся к барону:
— А я в толк не возьму, почему апологеты оказываются в курсе любых разговоров, которые происходят в моём шатре. Помоги мне ответить этот вопрос, барон.
Балдред изменился в лице, побледнел, а в глазах загорелся огонёк негодования.
— Милорд, я слышу за твоими словах необоснованные обвинения. Скажи, что я ошибаюсь.
— Брось, барон, я знаю, ты человек набожный, ты верен Всевидящему, верен церкви. А ещё знаю, как ловко апологеты умеют залезать в душу. Но мы-то с тобой много лет живём бок о бок! Неужто наши клятвы оказались столь непрочны?
Барон нахмурился:
— Я не понимаю, милорд.
— Да всё ты понимаешь. Пришлось тут поговорить с апологетом, он в курсе некоторых вещей и некоторых разговоров личного характера. Почему?
— Теперь ясно, — голос Балдреда стал холодным. — Значит, считаешь, будто я… Что ж, милорд, твоё право. Но после того визита к королю лишь глухой не ведает о том, что граф Нортбриджский со своими людьми желает свалить домой. Я тоже грешен, но я покаялся перед Господом в дурных помыслах, и тебе было бы неплохо это сделать. Всевидящий покарает нас, если не обратим к Нему наши сердца.