Радист рухнул как подрубленный и какое-то время лежал неподвижно. Старый достал из кобуры ТТ, передернул и ткнул стволом ему прямо в кадык.
— Ну, что скажешь напоследок, гаденыш?
— Ты чего, командир?! — у того затряслись губы.
— А чего я? Ты мне расскажи: как новую технику испытывал, как связь проверял? И как после этого фрицы навесиком лупили по лагерю, как в копеечку. Хочешь сказать, это не ты им координаты передавал, когда я тебя поймал?
— Какие координаты?! — Радист весь задергался, но Старый упер ему каблук в грудь.
— Что ж делать-то, а? Здесь тебя кончить, суку, или сдать в контрразведку? Сдать, конечно, хорошо — двести рублей премии получу. Зато, если сам не пристрелю — всю дорогу жалеть буду. Даже и не знаю…
— Да ты не горячись, командир! Не горячись!
— Да я не горячусь. Пожалуй, сделаю сам — двести рублей не деньги.
Старый отстранился от радиста, навел пистолет ему в лоб и прикрыл лицо ладонью, чтоб не забрызгаться кровью.
— Да ты глаза разуй, командир! — заорал Длинный. — Мозги включи! Погляди хоть, что вокруг тебя делается!
И что-то в его голосе было такое, что Старый вдруг опустил пистолет, удивленно наклонил голову.
— А что делается? Война делается, как всегда.
— Война? А ты не подумал, зачем фрицы на нас сегодня полезли?
— Такое их дело вражье — они наступают, мы отбиваемся.
— Ты не понял, командир? Какой им был резон? Их было от силы пара батальонов средних и легких танков. А у нас — под сотню боевых машин, да еще САУ! Зачем им было нарываться, как думаешь?
— Мое дело не думать, а фрица бить. Сжег коробочку — наводи на другую. А думают пусть штабные, у них головы большие и рожи широкие, им даже пилотки с ремешками выдают, что б не треснуло.
— Не хочешь думать — ладно. Ты хоть раз врага своего видел?
— Ха! Да вон они, враги-то, на поле догорают.
— Нет, лейтенант, это не враги, а машины. Живого врага видел? Да или хотя бы мертвого?
— Как я их увижу под броней?!
— И заглянуть в немецкий танк не пробовал?
— Так нам запрещено. Подбил — молодец. Ночью тягачи заберут, на переплавку, наверно…
— Опять не думаешь! — Радист разгорячился и уже разговаривал с командиром, как с мальчишкой. — Сам-то из горящего танка не раз выпрыгивал, да? А немец хоть раз из люка показывался? Так, чтоб в полный рост, чтоб ты пулеметом мог его скосить?
— Не припомню, — нахмурился Старый. — Ты чего сказать-то хочешь?
— А у меня еще вопросы к тебе не кончились. Детство свое помнишь? Дом помнишь?
— Да помню что-то… — Старый, уже совсем сбитый с толку, почесал затылок. — Школа там… читать-писать… потом учебка.
— Да ни черта ты не помнишь, лейтенант! — Новичок смотрел на командира в упор, словно целился из пушки. — Потому что не было у тебя детства никакого. Читать-писать — да, научили. Но уже в 10 лет ты сел за тренажер, а в двенадцать первый раз повел учебный танк. А сейчас тебе семнадцать, какой ты, к едрене-фене, «старый»? Кстати, до двадцати ты вряд ли доживешь, разве что покалечишься и поедешь в город комбинезоны таким же дуракам шить. Еще что-нибудь рассказать?
— А чего ты орешь? — Старый посмотрел на новичка исподлобья.
— Да того самого! — Он вскочил на ноги, и Старый не стал ему мешать. — Воюешь, рискуешь — а за что, даже не знаешь. Что ты защищаешь, сам-то скажи?
— Ну… город же!
— Город? А фриц этот город хоть раз занять пытался? Нет, не пытался! Встретитесь в полях, пожжете друг друга — и разбежитесь. Зачем?
— Ну… и зачем?
— Вот я и сам понять хочу — зачем! А про то, что я шпион, это глупости, командир. Если не будешь горячку пороть, в первом же бою докажу, что я свой. Не знаю еще, как, но докажу.
Старый какое-то время размышлял, шевеля бровями. Наконец вернул пистолет в кобуру.
— Ладно, пойдем, — кивнул он. — Ты, конечно, ерунды много наговорил. Причем вредной ерунды, очень. Тебя за одно это к стенке можно. Но я подумаю.
— Подумать — всегда не лишнее…
— Я еще погляжу, что ты за птица. А ты заруби на носу. Вот эта штука, — Старый похлопал по кобуре, — теперь всегда в твою спину смотреть будет. Всегда!
Догонять колонну выехали только через час. Броневик разведки увязался с танками. Его пустили вперед в качестве дозорного. Нашли по колеям брод, переползли реку.
Старый хмурился, он был выбит из равновесия. Радист завалил его вопросами — казалось бы, простыми, но все без ответа! Спрашивается, почему сам раньше у себя этого не спрашивал?
Из этих вопросов вдруг вылезали другие, и тоже безответные. Вот например, Кристинка, подружка и невеста Старого — она жила в женском общежитии Промкомбината. Там же — еще сотня молодых девчонок, почти всех их Старый знал хотя бы в лицо.