— Иван, тащи канистру с маслом, Имам, ты там на педаль жаловался, западает вроде — Вольфсон быстро вошел в привычную роль неформального заместителя командира по техническим вопросам. — Гедеон, сын мой, стань гибким подобно ящерице, проникни в утробу нашего самобеглого Левиафана и достань бан. Надо бы ствол шурануть. Велимир, тирани-ка оптику тряпицей, что почище, тебе же в нее глядеть своим вострым взором.
В привычных заботах минуты бежали незаметно, солнце ощутимо клонилось к закату. Подогнали с полдюжины ремлетучек, закипела работа по переборке и замене масла. Длинная редкая цепь замаскированных машин отбрасывала густые тени, люди рядом с ними походили на муравьев, занятых какой-то организованной, но непонятной непосвященному работой. Гедеон, голый по пояс, тощий, с выступающими ребрами, неумело, но старательно ершил ствол истекающим густым маслом «ежиком». Для облегчения процесса он начал напевать себе под нос:
— А к нам «полтос» приедет, приедет в гости к нам!
— Молодой человек, — с необычной серьезностью оборвал его Вольфсон. — Где же вы таких срамных песенок набрались?
— Э-э-э… — Радист смешался, он только сейчас заметил, что все поблизости прекратили работать и молча смотрят на него, кто с недовольством, а кто и с плохо скрытой враждебностью. — Да попалась где-то, даже и не вспомню сейчас.
— Просвещаю, — все с той же серьезностью сообщил заряжающий-один. — «Полтос» — очень скверная и зловредная штука. Это Е-50.
— Не слышал… — протянул Гедеон, морща лоб в мучительных попытках вспомнить. — Не припоминаю…
— Разведсводки нужно читать, — зло буркнул Имам. — Их для глаз, а не для задницы пишут.
— «Полтос» недавно поставили на конвейер, это не привозная машина, а уже местная работа, на захваченных землях, — пояснил меж тем Вольфсон. — Хуже всего, что у него броня из гогенцоллерновской стали, нелюдь восстановила всю цепочку проката. У нас с металлами и керамикой гораздо лучше, чем у них, поэтому «семерки» смогли упаковать мощь тяжелого танка в габариты и вес среднего. Штучная работа, сборка под личным руководством конструктора и все такое. Машина легкая, резкая и страшная. Появляется очень редко, но те, кто ее видят, потом обычно уже ничего не рассказывают. Так что поминать «полтоса» всуе не стоит, могут побить по лицу, чтобы не накликал.
— Вчера, когда за маслом катались, у склада видел два трейлера с «тридцатьчетверками», — вставил Солоницын. — Отводили какую-то часть с передовой. У обоих башни развалены по сварным швам.
— Сто двадцать восемь мэмэ? — понимающе угадал Имам, высунув голову из люка мехвода. Через его лоб наискось шел широкий масляный мазок, из-за чего инженер-механик-мичман походил на одноглазого пирата, сдвинувшего повязку.
— Да, «тапок». А рядом крутился один мужик из тамошнего экипажа. Парня контузило, так что соображал он плохо и молол без передышки. Говорил, видели они «полтоса» три дня назад. Выскочил хрен пойми откуда, шустрый, как с петардой в заднице, по нему бьют — без толку. Сжег двоих наших, третьего «разул», причесал пехоту из пулемета да и ушел. Ему бронебойный в корму — срикошетило! А после шустрого поползли уже обычные «тапки» и «Финдеры»…
Тощий наводчик оборвал себя на полуслове, увидев бегущего к танку корнета. Вахнин мчался так, словно за ним гнались нелюди из утилизационной команды «семерок», корнет размахивал на ходу руками, как ветряк. Далеко впереди что-то коротко и звучно громыхнуло, затем еще раз. Со стороны командного пункта бригады в небо взмыла зеленая ракета, гавкнул ревун сирены.
— В машину! — неожиданно громко для своего тщедушного сложения крикнул Вольфсон. — Щас будет весело!..
КВ-5 стал первым более-менее удачным образцом тяжелой бронетехники — фактически противотанковая самоходка с башней, склепанная на базе агрегатов ВМФ, с флотским дизелем и флотской же пушкой. Недостатками машины можно было заполнить солидный фолиант — от чудовищно неудобной КПП до сверхнизкой скорости поворота башни, благодаря последней иногда оказывалось проще наводить пушку всем корпусом. Достоинств же было ровно два — орудие, способное пробивать броню вражеской тяжелой техники плюс собственная «шкура» толщиной от девяноста до ста восьмидесяти миллиметров. Благодаря им «пятый», хотя устарел и был снят с производства, все еще оставался весьма опасным противником. В руках умелого экипажа, разумеется.
В свое время его появление вызвало фурор — настоящий танк, который не был заведомо одноразовым — то есть до первого вражеского выстрела. «Бегемот», он же «толстожоп», стал настоящим кулачным бойцом. КВ не состязался с противником в заведомо проигрышном измерении скорости и тактического мастерства, он принимал удары, наносил ответные и делал это достаточно хорошо. Многие даже предрекали вражеским «панцерваффе» скорый и неизбежный закат — дескать, орды «кавэшек» перехлопают вражеские «Пфадфиндеры», на том война и закончится.
Увы, романтики ошиблись — враги также ответили новым поколением техники. Теперь в бой под черно-белыми флагами с трехлучевой свастикой шли усиленные «Финдеры», VK4502, они же «тапки», и редкие, но уже овеянные страшными легендами Е-50 — «полтосы». И все это не считая многочисленных самоходок, которые в бешеном темпе штамповали захваченные европейские заводы. До фронта доходили многочисленные слухи о новых машинах, которые вот-вот даст тыл, но слухи-слухами, а машин все не было и не было.
Поэтому, когда Вахнин ужом скользнул в люк, ожидания у него были самые мрачные. Насколько огромным КВ-5 казался снаружи, настолько тесным он был внутри, и не просто тесным, а заполненным торчащими со всех сторон приборами, рычагами и указателями. Корнет привычно занял свое место у командирской башенки, натягивая шлем левой рукой, одним взглядом окинул весь набор наблюдательных приборов. Рыкнул, заводясь, дизель. Экипаж слаженно исполнял привычный и многократно отработанный ритуал подготовки.
— Есть связь, — голос радиста срывался и дрожал.
Бедный парень, подумал корнет. Типичный городской мальчишка, только что с курсов и сразу в бой…
В шлемофоне щелкнуло и заскрипело.
— Меняю фугас на подкалибру. — Вольфсон всегда знал, что следует делать, даже раньше, чем прикажет командир. Лязг и металлический шум сзади свидетельствовали о том, что у заряжающих слова идут рука об руку с делом.
«Сто двадцать пятый» включался в боевой режим поэтапно и быстро, система за системой, от экипажа до последней шестеренки. И так же приходила в боевую готовность бригада, от комбрига до последней машины.
— Ждем! — голос полковника Буйновского прорвался сквозь скрип помех в шлемофоне. — Пехоты у нас нет, крутимся медленно, так что сидим как мыши и не светимся раньше времени.
— Принято — отозвались эхом голоса командиров экипажей, к которым присоединился и Вахнин.
— Не вижу, — произнес чуть дрожащим голосом Солоницын. Наводчик приник к блоку наведения так, словно сложный прибор был продолжением его глаз. — Ничего нет.
— Сбавь обороты, — приказал корнет мехводу.
Хотя на выхлопную трубу была надета длинная резиновая трубка, отводящая выхлоп в сторону, дымить не следовало. Не дай бог будет воздушный налет.
Рокот дизеля изменился, стал чуть ниже. Вахнин крутил головой от призмы к призме в наблюдательной башенке, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Бесполезно, его взору открывался все тот же унылый пейзаж — чахлые рощицы, натыканные как веники то здесь, то там, несколько полуразрушенных домов, когда-то белых, со вставками красного кирпича, теперь одинаково черных, закопченных пожарами. Лента поселковой дороги, проходящая параллельно их позиции. Когда-то по ней с легкостью мог пройти даже небольшой автопоезд, теперь же асфальтовая лента оказалась раздолбана в крошево тяжелыми колесами и гусеницами военной техники. Но даже эта убогая и разбитая дорога была невероятно ценна в преддверии большой Битвы. Оседлав трассу, противник сможет перебрасывать больше подкреплений к южному фасу обороны Первой Танковой.
Поэтому бригада будет защищать дорогу до победы. Или до смерти.