Оба родились уже здесь, на Осколке. В Белом Логу, куда оказались переброшены их родители вместе с куском поселка. По странному стечению обстоятельств в Логу оказались только русские и только земляки, то есть те, кто в поселке и проживал. В том же Приморском ситуация была куда сложнее: там перебросились не только русские из Ставропольского края, но и французы и несколько немцев. Среди рейдеров вообще мог попасться кто угодно, однажды у Реки раздербанили два «леопарда» с экипажами полностью из негров. Попадались и какие-то узкоглазые, то ли китайцы, то ли корейцы, а может, вьетнамцы или японцы — у покойников не выяснишь. А к северу, в Скандии, жили в основном финны и норвежцы. С ними наладить отношения пока не удавалось — вроде вышла какая-то заварушка еще до рождения Максима и Романа, и с тех пор между Скандией и Белым Логом царило мрачное вооруженное перемирие.
Было ясно, что на Осколке есть и другие поселения, за той же Рекой, к примеру, но танк — не самолет, и дальней разведкой никто не занимался. Возможно, что-то могли знать рейдеры, но в плен они попадали редко (вернее, их редко в плен брали), да и языковой барьер сильно мешал допросам. Русских среди рейдеров пока ни разу не встретилось, равно как украинцев или белорусов. Так что мир для обитателей Белого Лога был ограничен треугольником Лог — Скандия — Приморское.
Гоша упорно пробирался среди деревьев, обрывая завесу колючих лиан-паразитов. В зарослях кто-то трещал и верещал, по стволу быстро проскользнул шестиног, скотина весьма опасная. Роман закрыл люк и поудобнее приладился к пулемету на случай, если кто-нибудь все же осмелится атаковать танк. Долго ждать не пришлось: из овражка, затянутого растительной паутиной, выскочил дуболом. Название произошло от книжки писателя Волкова «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», которая перебросилась на Осколок в чьем-то книжном шкафу. Дуболом внешне походил на иллюстрации к ней — бочкообразная грудь, цилиндрическая голова с маленькими злобными глазками, беспалые руки-лапы. Тварь была на редкость тупой, но удрать от дуболома пешком было очень сложно, и уж тем более — одолеть. Взрослый дуболом достигал в высоту метров трех и мог вполне перевернуть даже легкий танк — такой, например, как МС-1. С двенадцатитонным «Гочкиссом» справиться было сложнее, но дуболом сначала шел в атаку, а уже потом разбирался, что именно атакует. Впрочем, на этот раз никакой атаки не получилось — Роман дал короткую очередь, стараясь положить ее в туловище. Стрелять пришлось с близкого расстояния, и Роман видел, как пули дырявят багрового цвета шкуру дуболома. Тварь завизжала вибрирующим, давящим на уши даже сквозь броню и шум двигателя голосом, и всплеснула лапами. Кинулась куда-то в сторону и исчезла из виду.
Роман поспешно развернул башню, но дуболома и след простыл. Видать, понял, что соперник не по зубам.
— Молодой, метра два всего, — авторитетно констатировал Максим из-за рычагов. — Дурной совсем.
— Да они все дурные, — сказал Роман. — Как думаешь, удрал?
— Удрал, конечно. Раны зализывать.
— С почином, однако.
— Да, вот и первая неприятность. Дай бог, чтобы и остальные были такие же.
— Сплюнь три раза через левое плечо, — посоветовал Роман.
Максим сплюнул, но пользы это не принесло, потому что километров через десять, когда лес начал редеть, заглох двигатель.
— Здрасте, приехали, — язвительно произнес Роман. — И что теперь делать будем?
— Что-что… Ты загорать, а я ковыряться, — ответил безо всякой злобы Максим. Постоянного разделения обязанностей в их экипаже не было, обычно тянули палочки: у кого короткая, тот за рычаги, плюс ответственность за ремонт. На этот раз выпало Максиму.
— Если помощь нужна, свистни, — сказал Роман.
Загорать он, разумеется, не стал за полным отсутствием солнца, которое очень редко проникало сквозь облачность.
Почистил места, запачканные соком и пропущенные в прошлый раз, одновременно контролируя окрестности. Максим лязгал и постукивал железом, заматерился, прищемив палец. Залез в кресло и запустил двигатель, тот с готовностью заработал, из трубы глушителя попер сизый дым.
— Что там? — уточнил Роман, тоже заняв свое место.
— Движок Гошкин менять надо, вот что, — не стал вдаваться в детали Максим.
— С «тигра» переставь, как вернешься, — буркнул Роман.
«Тигр» в Белом Логе действительно имелся, но по странной логике перебросов (если там вообще присутствовала хоть какая-то логика) прибыл в разбитом состоянии. С поля боя, что ли… Из пригодного, кроме мелочей и пулемета, остался лишь двигатель, восьмисотсемидесятисильный «Майбах» весом в три четверти тонны, который ни на один танк из местного парка поставить не представлялось возможным.
Правда, этот случай был единственным. Остальные танки перебрасывались либо новыми, либо уже с пробегом и даже заботливо залатанными кем-то пробоинами, но на ходу. С непригодными на Осколке самолетами — та же история. А больше ничего не перебрасывалось — ни машин, ни артиллерийских орудий, кроме самоходных, ни продовольствия… Очень редко — лекарства.
Вот боеприпасы и топливо — да. Но тоже по странной схеме: порой шла одна солярка, потом — один бензин, точно так же и снаряды, например, двадцатимиллиметровых для автоматических пушек накопилось нереальное количество. Еще одной загадкой было то, что техника принадлежала двадцатым-сороковым годам земного двадцатого века.
Загадок было много. Разгадок ни одной. Но к этому уже давно привыкли и жили, как живется… А для родившихся уже на Осколке Макса и Романа происходящее вообще являлось нормальным порядком вещей.
К фактории Моховой Бороды они подъехали уже в темноте. Укрепленные на «гочкиссе» нештатные фары с разбитого БТ высветили каменную стену и силуэты разбитых танков, которые Моховая Борода стаскивал к себе в закрома из всех доступных мест, используя тягач, переделанный из немецкого VK3001. Тут чего только не было — от ржавых «тракторов» до раздолбанного в хлам «хуммеля».
Стена из больших квадратных блоков, окружающая дом, стояла здесь и раньше. Невесть когда и непонятно кем сделанная, она местами обвалилась, и Моховая Борода укрепил ее чем мог. Сам дом, небольшой и приземистый, тоже был сложен из тех же блоков, и новый хозяин его лишь слегка переделал — пробил, например, окна, ранее отсутствовавшие как класс.
Максим посигналил, но ворота, изготовленные из толстых деревянных брусьев, не открывались.
— Пойду постучусь, — сказал Роман. — Может, спит Борода.
Возле ворот, справа, под откидным щитком находилась кнопка звонка. Роман нажал ее большим пальцем и не отпускал, пока из-за ворот не послышалось ворчливое:
— Хватит уже, иду я, иду. Кого черти принесли на ночь глядя?
— Открывай, Борода! Это Рома и Макс.
— Рома и Макс… — В голосе радушия не прибавилось. — Щас открою.
Ворота распахнулись, и показался хозяин, пузатый мужичок с короткой бородой странного зеленоватого колера, которая и дала ему прозвище. Раньше Бороду звали Юрисом, и был он откуда-то из Прибалтики.
— Бегает еще? — с ноткой удивления спросил Моховая Борода, указывая на двинувшийся к воротам «гочкисс». Из открытого водительского люка торчала голова Максима.
— Как видишь.
— И куда вас черти несут?
— В Приморское, — не стал скрывать конечную цель путешествия Роман.
— И за каким чертом вас несут черти в Приморское? — Слово «черт» было у Моховой Бороды хорошо угнездившимся паразитом.
— Дела, Борода.
— Дела так дела. Я как раз ужинать собирался, идите к столу, что ли. Танк вон там поставьте, около «двойки», — хозяин фактории махнул в сторону Pz.KpfwII без гусениц и большинства катков. Двадцатимиллиметровая автоматическая пушка была согнута почти на сорок пять градусов какой-то жуткой неотвратимой силой.
— Вы идите, — крикнул Максим, паркуя «гочкисс» в указанном месте, — я сейчас!