На этой стадии своего плана Корсон задержался, он не знал, сколько тел ему следует оживить. Слишком ограниченное число грозило возникновением споров среди солдат, которые, скорее всего, быстро поддались бы призывам своего вождя. Слишком же большое количество вызвало бы замешательство в маленькой армии Верана. Кроме того, это усложняло проблему транспортировки, которую и без того Корсон еще не разрешил. Корсон оценивал численность людей Верана примерно в шестьсот человек. Он решил витализировать две тысячи женщин. Он не смог бы справиться с этим сам за такое короткое время. Без всякого желания он отобрал двадцать тел и снабдил их синтетическими личностями, чтобы те смогли ему ассистировать. Это были совершенные и непогрешимые конструкции. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы на первых порах не обходиться с ними по-хамски. Их молчание и непременная улыбка действовали на нервы. «Потенциально в моем распоряжении находится,— думал он,— гарем, самый большой и самый изысканный, о каком могли только мечтать наибогатейший делец, наивеличайший вождь, наиутонченнейший султан. Но это было не в его вкусе.
Когда он уже был уверен, что сможет вернуть к жизни две тысячи женщин за несколько часов, его беспокоила проблема их транспортировки и одежды на них.
В мавзолее не нашлось никакой одежды для них. К чему она мотылькам!— с горечью подумал он. Он совершил несколько экспедиций в соседнюю звездную систему и, наконец, воспользовавшись перемещением во времени отыскал военный склад, который бесстыдно ограбил. Он надеялся, что это событие не слишком сильно отразится на истории планеты. А кроме того, он по собственному опыту знал, что несмотря на автоматизированный учет, значительная часть запасов порой исчезала во все времена и во всех армиях Вселенной, но серьезных последствий это не вызывало. Какой-нибудь чиновник для оправдания несоответствия в накладных проведет несколько бессонных ночей, придумывая более-менее правдоподобные объяснения. В худшем случае, его разжалуют. Но это не те люди, которые творят историю.
С транспортом было другое дело. Совсем малости недоставало, чтобы он вызвал Аэргистал. Но эту идею он оставил на самый крайний случай. Мысль о том, что ему придется просить богов Аэргистала о помощи, представлялась ему неприемлемой. Слишком хорошо он запомнил снисходительную презрительность Голоса. Он был согласен быть пешкой, но под страхом всех семи кругов ада не согласился бы стать рабом! Может быть, это и инфантильная точка зрения, но это его решение. В конце концов он нашел решение, которое, хотя и лишенное элегантности, представлялось действенным. С помощью своих ассистентов он демонтировал несколько внутренних конструкций мавзолея и оказался таким образом обладателем массивных металлических плит, из которых он сконструировал нечто вроде щелястой корзины. В конце концов он и сам осуществил путешествие с Аэргистала на Урию в чем-то, напоминающем гроб. Один гиппрон мог забрать с собой в пространство и время довольно значительный груз, особенно если рейс не очень длинный. Именно таким образом Веран доставил свой отряд. Несколько пронерок убедили Корсона, что таким образом он может одновременно отправить двести женщин.
Когда он подал сигнал к выступлению, то находился на планете-мавзолее больше двух недель. Его запасы продовольствия давно исчерпались, но он основательно запасся на складах ближайшей планеты. Своих асситенток, за неимением другого, он подкармливал сывороткой и глюкозой, взятой из системы, питающей полуживых. Он чувствовал, что силы его подходят к концу. Он мог бы выкроить немного времени на передышку, но не имел никакого желания ни на секунду дольше; чем это необходимо, задерживаться в этом нерадостном мире.
Он внимательно наблюдал за реанимацией первого отряда и имплантацией синтетического сознания. Усталая улыбка появилась на его лице, когда он увидел, как двести женщин покидают свои гнезда, разрывают асептическую дымку, бывшую их защитой, одна за другой направляются к центральной аллее и формируют отряд. Потом пришла скука, сковывающая его, как неудобные перчатки.
Одна из ассистенток, удивившись, повернулась к нему. Он бессильно махнул рукой.
— Ничего,— сказал он.— Ничего. Это сейчас пройдет.
Словно к человеку обращался.
Но в нацеленных на него изумительных фиалковых глазах он не увидел ничего, ни понимания, ни сострадания; два драгоценных камня, а на месте удивления — это отражение. Они могли понимать, они были послушны его голосу, они обладали даже ограниченным словарным запасом, старательно отобранным им и вложенным в матрицы, но они не могли его слышать. Они не существовали. И каждый раз, как только он пытался забыть о их происхождении, ему напоминали об этом их глаза, их слишком расчетливые движения. Они были всего лишь грубым, упрощенным отражением его собственных намерений. За глазами у них не крылось никого, с кем он мог повстречаться.