— Да! — звонко располосовав хворостиной воздух, наигранно спохватился Бужелюк. Все, кто хорошо знал майора, насторожились, ибо вежливость, с которой тот обратился к лейтенанту, могла означать лишь иронию и ничего кроме иронии. — Подскажите, пожалуйста, как ваши покойники приняли данные и произвели залп?
Фалолеев замер в растерянности: не ослышался ли он какие покойники? Или это шутка?
— Вы думаете, вас газами травили персонально? Из баллончика в нос? — Бужелюк с удовольствием пробуравил оплошавшего лейтенанта водянистыми глазами. — Почему команду «Газы» на батарею не передали?
Фалолеев понял, сколь велика его ошибка, ибо, будь газы взаправду, то действительно, на батарее валялись бы одни покойники. Но вслух он сказал расхожую фразу, которой принято оправдываться во всех частых и нелепых случаях:
— Виноват, товарищ майор!
— Твёрдая академическая двойка! — объявил Бужелюк и повернулся к Григорьеву. — Вы, капитан, воспитательную работу в его карточке фиксируйте! А то, надеюсь, знаешь… что нам такие герои наживают?!
Глава 3
Жену Григорьева увезли в роддом — рожать. Григорьев от волнения не находил места, тайком отпрашивался из части у начштаба, по три раза на дню совался под окна роддома, всё уточнял о самочувствии, и своими, непонятно откуда нахлынувшими страхами делился даже с санитарками: «Тридцать три ей уже! Очень боюсь!» Его успокаивали, говорили, что рожать здорового дитятю — возраст лучше и не придумать. Григорьев слушал, успокаивался, а ещё и поддакивал:
— Да, у меня Надюша кости не мелкой! Она и первенца, дочку, родила сама, очень спокойно!
Вторым ребёнком появился долгожданный сын, и на выписку счастливый отец собрался, как по президентскому протоколу. Свою тёмно-жёлтую «шестёрку», «Жигули», что купил три года назад на барахолке, помыл, почистил где только подлезть возможно было, украсил сиденье голубой накидкой.
Выписная медсестра получила конфеты, шампанское, жена — поцелуи, цветы, снова безудержные поцелуи, нежный благодарный шёпот. Заглядывал Олег Михайлович в перевязанный голубой шёлковой лентой кулёк, с умилением и восторгом глядел на спящего младенчика — крохотного, розового, с волосатенькой головкой. Вот он, сын! Долгожданная мечта, потаённая надежда, свершившееся счастье! Полный и правильный комплект у него — сперва нянька, потом лялька! Кто теперь скажет, что Олег Михайлович того… с отцовским «прицелом» нелады имеет?!
Наследника обмывали, как профессиональные подпольщики. Громогласно сейчас объявить о застолье, даже если у тебя и тройня родилась, — Боже упаси! Партия для всех праздников прописала исключительно квас, ситро и перестроечные речи!
Фалолеев и ещё четверо надёжных сослуживцев собрались у Григорьева на кухне тихо, вроде как случайно. И там, спрятавшись от посторонних глаз, принялись ударными темпами опорожнять запасы «Столичной» (какое может быть ситро!). Фалолеев, что никак не мог высвободиться из-под морального гнёта своей позорной стрельбы, спьяну начал едва ли не в крик оправдываться:
— Ведь я в расчётах разбираюсь! Я из-за противогаза цифру спутал — в поправках! Единицу за семёрку принял — вот и молоко!
— Первый блин комом, не только на тебе проверено, — одобряюще похлопал его по плечу Григорьев. — Оно одно плохо, первым блином Бужелюк по морде может пятилетку тыкать.
— Вот именно! А я просто цифры спутал, очки запотели, ничего не видно!.. Единицу с семёркой!
— Успокойся, Гена! — вмешался капитан Семахин, командир соседней батареи, сибиряк-крепыш. — Первый раз есть первый раз. Будет ещё случай, проявишь себя молодцом!
Гости стали вспоминать, кто как сплоховал лейтенантом, и очень скоро разгалделись громче любой вороньей стаи. В кухне появилась жена Григорьева Надежда — светловолосая, будто русалка, с большими усталыми глазами.
— Надюша! Солнце! Вот такое тебе за сына спасибо! — широко разводя руками, кинулся Григорьев обнимать совсем не хрупкую супругу.
— Расшумелась, артиллерия, ну расшумелась! — будто не замечая радости мужа, беззлобно высказала та упрёк: — Новорожденного мне поднимете!
— Не будем! Не будем, Наденька! — сбивчиво, виноватым хором пропели офицеры, и Надюша, степенно окинув застолье невыспавшимися глазами, словно вытягивая из каждого подписку о тишине, удалилась. Всем ясно было, что спит себе спокойненько новорожденный Димушка, и никакая гулянка не мешает молодому богатырю сопеть в две ноздри, а мамка зашла для порядка — мужчин приструнить да себя в полном счастье показать.