Подобрав ружье и другие пожитки, я снова принялся наблюдать пустыню. Чем скорее я уберусь с этих проклятых скал, тем лучше, — решил я. Солнце медленно опускалось над песками. На севере все так же четко виднелись полоски воды, окаймленные растительностью. Во всех других направлениях ничего не было видно, кроме безнадежной пустыни. Внезапно до меня долетели жалобные вопли:
— Хела-хела-хела.
Раздирающие душу крики прорезали сухой застывший воздух. В них звенело подлинное отчаяние и звериная ярость.
Обернувшись, я увидел другого пещерного жителя, подобного моему свирепому врагу, только немного меньших размеров. Я догадался, что это самка. За ней бежал волосатый детеныш. Очевидно, она оплакивала самца, погибшего если не буквально от моей руки, то во всяком случае при моем усиленном содействии.
Не долго думая, я взвел курок и начал целиться. Я догадался, что у этих животных, несмотря на их сравнительно высокую организацию, мозги помещаются не в голове, — в противном случае мой первый враг немедленно погиб бы, получив пулю в лоб. Конечно, было бы наивно рассчитывать встретить на Марсе животные организмы, тождественные с земными. Пока вдова пещерного человека и ее детеныш шли, направляясь к обрыву, я успел внимательно разглядеть конструкцию их тела. Сходство с первобытным человеком Земли было огромное. Положим, этого и следовало ожидать: ведь Марс родной брат Земли, и природа должна была породить на обеих планетах сходные формы жизни.
Вдавшись в это отступление, я должен также прибавить, что мне во все время пребывания на Марсе то и дело приходилось констатировать разительное сходство между марсовыми и земными породами животных.
Возвращаюсь к прерванному повествованию.
Было что-то трогательно человеческое во вдове марсового троглодита и в ее ребенке. Только слепота роднила их с бессмысленными подземными гигантами. Что побудило их покинуть пещеры при дневном свете? Вероятно, голод или какая-нибудь другая не менее важная причина.
Я испытывал острую жалость к этим двум до известной степени родственным мне созданиям. Однако мне не оставалось ничего иного, как застрелить их обоих. Приблизившись ко мне, самка начала сопеть точно так же, как это делал ее покойный повелитель. Затем она двинулась прямо на меня, издавая протяжные вопли и ударяя себя в грудь кулаками, как делают гориллы. Я призвал на помощь тени всех великих путешественников. Потом, прицелившись в ее живот, я выстрелил. Я выбрал мишенью именно живот, полагая, что в организме марсового животного этот орган играет главную роль, — недаром мой первый противник начал задыхаться, получив от меня свирепый удар в живот.
Эффект выстрела был молниеносен. Животное высоко подпрыгнуло, издавая жалобные стоны, и тяжело рухнуло на скалу. Детеныш бросился бежать, испуская пронзительные крики. Я нацелился было в него, но решил, что довольно крови, и опустил ружье. Пусть живет осиротевший малыш.
Затем я подошел к подстреленной обезьяне, неподвижно лежавшей на скале. Из раны выбежала струйка крови. Меня охватила острая жалость к животному, когда я подумал, что от таких существ, как оно, произошел весь человеческий род. Я опустился на колени перед убитой. Резкий звериный запах ударил мне в нос и пробудил голод, о котором я было позабыл в дикой схватке с пещерным жителем.
На Земле, конечно, последний бродяга отвернулся бы с отвращением от подобного мяса. Однако мне оно показалось вполне съедобным, хотя несколько горьким и жестким. На вкус оно напоминало непроваренную конину.
Утолив свой голод, я почувствовал себя окрепшим и воскресшим к жизни. Хотя мясо животного нельзя назвать аппетитным, но в нем не было на вкус ничего противного и оно не было лишено питательности.
Закончив свой странный обед, я растянулся на скале, испытывая в первый раз за все время моего пребывания на Марсе чувство некоторого комфорта.
ДЬЯВОЛ ПЛЕМЕНИ “ХЕЛА-ХЕЛА”
К сожалению, мой отдых не был продолжительным. Вскоре до меня долетели уже знакомые мне протяжные крики — “хела-хела”. Я вскочил на ноги и стал осматриваться по сторонам.
Каков же был мой ужас, когда я увидел, что на скалу, где я нахожусь, лезут десятка два волосатых чудовищ, угрожающе скаля огромные клыки и испуская характерные жуткие крики. Нечего было и думать о сопротивлении толпе разъяренных обезьян. Мне оставалось только обратиться в бегство, что я и сделал. Не знаю, что дала природа этим обезьяноподобным созданиям вместо зрения, но каким-то особым чутьем они угадывали, где я нахожусь. Через несколько мгновений троглодиты уже неслись за мной в погоню, колотя себя в грудь кулаками и испуская пронзительные вопли. Они бежали со скоростью, неожиданной для таких неуклюжих созданий, и скоро начали меня нагонять. Я слышал их сиплое дыхание, тяжелый топот бегущих ног. Чтобы сбить с толку моих преследователей, я начал выделывать зигзаги, кидаясь из стороны в сторону. Троглодиты, казалось, начали терять нить преследования и в нерешительности замедлили свой бег. Я ринулся вперед с удвоенной энергией. Внезапно я увидел перед собой узкую расселину вроде той, по которой я в свое время проник в горную твердыню. Упругим прыжком я очутился на ее дне. На мгновенье мне показалось, что я избавился от своих преследователей.
Лощина была весьма узкой и извивалась между крупных утесов. За одним из поворотов я увидел в каменной стене узкую щель, представляющую собой что-то вроде ответвления лощины.
Надеясь обмануть своих преследователей, я бросился в расселину и, прыгая с камня на камень, стал углубляться в недра скал. По мере того как я бежал, щель становилась все уже и уже, скалы по обе стороны ее громоздились все круче, все неприступнее. Наконец, я уперся в тупик. Не было никакой возможности взобраться на черную отвесную каменную стену, преградившую мне дорогу. Проклятый тупик оказался для меня ловушкой.
Пока я стоял перед скалой, ломая голову над тем, как мне выбраться из этого естественного капкана, до меня долетел взрыв хриплого хохота.
Подняв голову, я увидел на вершине скалы толпу “хела-хела”, пристально смотревших на меня.
В сгущающемся сумраке я мог различить их слепые белые глаза, странно мерцавшие над скалою. Не знаю, были ли эти существа слепы при дневном свете или обладали особым, заменявшим зрение, чувством, но несомненно — в этот момент они меня видели. К счастью, скала была отвесной, и они не могли ко мне спуститься. Я решил пролежать в тупике до наступления дня, стреляя во всякого, кто осмелился бы ко мне проникнуть.
Однако человек предполагает, а судьба располагает. Внезапно мои планы потерпели крах… Не успел я зарядить ружье, как услыхал отдаленный, быстро нараставший грохот. Заухали, загремели скалы, и какой-то огромный предмет тяжело упал в расстоянии какого-нибудь фута от меня. Это был обломок скалы, пущенный сверху преследовавшими меня дикарями. Очевидно, троглодиты пользовались подобными тупиками в борьбе с другими племенами, как ловушкой. Я вспомнил, что такого рода тупики существуют в немногих неолитических крепостях, уцелевших до настоящего времени на западе Англии. Еще одна поразительная аналогия между марсовыми обезьянами и нашими доисторическими предками.
За камнем последовала целая туча стрел. Я спрятался под навес скалы и, сжавшись в комок, ждал дальнейших любезных приветствий марсиан. В данный момент под защитой скалы я находился в относительной безопасности.
Я начал было надеяться, что мои преследователи оставят меня в покое, когда снова услыхал густой рев. Выглянув из-под навеса, я увидел темные фигуры “хела-хела” (так я назвал своих врагов по их характерным крикам) на противоположной скале. Огромные неуклюжие силуэты обезьяно-людей четко вырисовывались на фоне неба. По их яростным жестам я заключил, что они меня видели. Вслед за тем огромная каменная глыба с грохотом упала в лощину и неминуемо раздавила бы меня, если бы я не отскочил в сторону. Я стал метаться взад и вперед по лощине, как зверь в клетке. Вокруг меня с грохотом валились все новые и новые глыбы — настоящий каменный дождь.