Обратимся к черновикам. Там всё в соответствии: не кобылку, а «коня черкасского» изначально до́лжно было запрячь в сани. Не показался ли породистый скакун поэту слишком вычурным для простой деревенской прогулки?
И главное, почему это гениальное творение не относят к любовной пушкинской лирике? «Зимнее утро», так повелось, включено в школьные учебники как чудесные стихи о природе. А ведь они – о любви, и отнюдь не платонической!
Самый животрепещущий вопрос: кто она, безымянная красавица, кою поэт призывает то открыть «сомкнуты негой взоры», то промчаться с ним в санях по первому снегу? И почему имя той женщины, разделившей ночь любви с Пушкиным, не вызвало доселе интереса у целой армии пушкинистов?!
Ответ прост: никто уже за давностью и неимением малейших зацепок не сможет назвать то имя! Но попробуем отважиться на поиски безвестной счастливицы и восстановить ход тех промелькнувших дней…
Силуэты сестёр: Анны и Евпраксии (Зизи) Вульф.
Неизвестный художник. 1820-е гг.
Кто из старицких красавиц мог осмелиться на подобное? Невозможно и помыслить – все барышни: и хорошенькая Катенька Вельяшева, и томная Нетти, и Машенька Борисова, «цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море», – под присмотром строгих маменек и тётушек! И только над влюблённой Анной Вульф в тот день нет надзора – она грустит и ждёт в своём доме.
«Наш дом» – трижды упоминается в черновиках. Но в беловую рукопись эти строчки не вошли. Дом в Малинниках…
Деревянный усадебный особняк, окруженный парком, спускающимся к берегу Тьмы. Для поэта всегда отводилась в нём комната. «Старый помещичий одноэтажный дом времен Пушкина отлично сохранился, – свидетельствовал в 1899 году тверской краевед И.А. Иванов, – он выстроен из корабельного леса. Посредине широкое, открытое крыльцо поддерживается колоннами из толстых сосновых брёвен, комнаты низкие, глубокие и мрачные; кое-где остались еще потолки с матицами; окна небольшие, и их мало… мебель старинная красного дерева, кресла жёсткие, неудобные, с закругленными цельными деревянными спинками; на стенах висят два-три зеркала в старинных красивых рамах красного дерева».
Достоянием дома, его тёплым «сердцем» была старая большая печь.
Полузабытая ныне лежанка. Как толкует Даль, лежанка – это «припечек, длинный и низкий выступ из печи, с оборотами, на которых лежат и греются».
Принято считать: «Зимнее утро», как и «Зима. Что делать нам в деревне?», стихи, явившиеся на свет днём ранее, написаны в сельце Павловском Старицкого уезда Тверской губернии. Так ли это? Почему бы не предположить (что столь естественно): Пушкин на денек отъехал от добрейшего Павла Ивановича и его Фриценьки. Ведь Малинники, где ждёт не дождётся его страстная обожательница Анна, всего-то в двух верстах!
Утешить и утешиться. Как это по-донжуански! Вспомним, что легендарный испанский искуситель не только обольщал женщин, но и утешал их своей любовью.
Пушкин не указал «место рождения» стихов: обозначить «Малинники» – всё равно что нанести удар по репутации бедной влюблённой Анны.
…«Звездою севера явись», а в черновиках – «другой Авророю явись» – вот слова, что должны пробудить спящую красавицу. Вряд ли это некий воображаемый образ, слишком реалистично выписана обстановка сельского жилища, где обитает нежная дева, жизненны и точны детали.
Но Анна Вульф в красавицах не числилась. Более того, Пушкин имел обыкновение подтрунивать над её внешностью. Как тут не вспомнить строки из его письма: «Носите короткие платья, потому что у вас хорошенькие ножки, и не взбивайте волосы на височках, хотя бы это и было модно, так как у вас, к несчастью, круглое лицо». Как обидно было читать Анне эти «дружеские» советы! Ведь следом шло бурное объяснение в любви-нелюбви обворожительной кузине Анне Керн…
Но Аннета – как называли её близкие да и сам поэт – умела ждать и любить. Преданно, мучительно. Надеясь и не надеясь. Оттого она – почти всегда печальная.
И брат Алексей записывал в дневнике: «Сестра грустит, бедная, кажется, её дела идут к худому концу: это грустно и не знаю, чем помочь, будет только хуже».
Ему жаль вечно печальной сестры. Что же предпринять? Сделать внушение Пушкину? Просить, угрожать, взывать к его душе?! Всё пустое. Ему-то, знатоку «науки страсти нежной», истинному «магистру разврата», известно лучше других: и друга потеряешь, и сестре навредишь….