И, удивляя всех своим прилежанием, он просидел за книгами много лет, с утра до вечера, зимой и летом, в будни и воскресенья, и когда были прочитаны все нужные книги и приобретены все необходимые знания, он стал наконец профессором.
В этот день ему стукнуло пятьдесят восемь лет, из которых сорок лет он не тратил ни минуты на праздные забавы. Пятьдесят восемь лет стукнули его так сильно, что теперь он сидел в своем кресле, трясясь от старческой немощи, седенький и лысенький, окруженный своими внучатыми племянниками, которые читали ему статьи, превозносящие его обширные знания.
"Вот теперь, - думал он, кутаясь в теплый халат и шаркая по полу войлочными туфлями, - я вполне могу наверстать упущенное и насладиться своей молодостью. А то, мой друг Мойкин, пожалуй, так и помрешь, не отведав молодости, о которой люди говорят, что это лучшая пора жизни".
И, вызвав такси, он отправился в ломбард, разыскал то окошечко, куда предъявляют квитанции, чтобы получить обратно вещи, сданные на хранение, и вскоре ему принесли его молодость, завернутую в пожелтевшую газету и перевязанную крест-накрест веревочкой.
- Большое спасибо! - прошамкал он беззубым ртом и, как только взял свою молодость в руки, так сразу почувствовал какое-то странное волнение в крови и легкий зуд на лысой макушке.
Не каждому удается на старости лет получить обратно свою молодость, и старый Мойкин нес ее бережно, опасаясь, как бы не уронить на пол, не помять под мышкой и не забыть в такси.
Придя домой, он развязал веревочку, развернул газету и нашел свою молодость свежей, как в тот день, когда он снес ее в ломбард. Все было в полной сохранности: и безрассудные юношеские порывы, и стремление к праздным забавам, и желание целоваться с девчонками. Даже русый хохолок по-прежнему вскочил торчком на его гладенькой лысине.
И Мойкин снова стал юношей.
Только теперь он стал старым юношей.
Вот в этом-то все и дело.
Но об этом он не подумал, и, увидев, что внучатые племянники с криком и гиканьем бегут к реке купаться, он поддался своему безрассудному юношескому порыву, распахнул окно и крикнул:
- Постойте! Постойте! И я с вами!
И с юношеским пылом, кряхтя от старческой немощи, стал взбираться на подоконник.
- Поглядите! Дедушка в окно лезет! - закричали внучатые племянники. - С ума он сошел от старости, что ли?
А их юный дедушка, с трудом взбираясь на подоконник, чувствовал такую усталость и одышку, и так ему стало холодно у раскрытого окна, что он подумал:
"Действительно, с ума я сошел от молодости, что ли? Какое может быть удовольствие в том, чтобы прыгать в окно, бежать по улице и бросаться в холодную реку, когда можно, не выходя из дому, принять теплую ванну".
И внучатые племянники, не добежав до реки, вернулись обратно. Они помогли своему дедушке слезть с подоконника, они привели его к дивану, укрыли пледом, положили мокрое полотенце на голову и горячую грелку к ногам и, убежав играть в футбол, оставили возле дедушки одного из внучатых племянников, приказав оказывать дедушке почет и читать ему вслух статьи, превозносящие его обширные знания.
За окном метались ветви деревьев, стал накрапывать дождь, а в комнате было тепло и тихо. Старый юноша лежал на диване, грея под пледом свои старые кости, испытывая желание целоваться с девчонками и прислушиваясь к хрусту своих подагрических суставов.
В это время он заметил прижавшуюся к оконному стеклу нашлепочку носа и хитрые раскосые глазки какой-то школьницы, и, почувствовав, что подсохший хохолок снова вскочил на его гладенькой лысине, он отпихнул ногой грелку и закричал, что он сейчас, что только наденет брюки, шерстяную фуфайку, вязаный жилет и ботинки с галошами.
Но, оглядевшись вокруг, он увидел спину своего внучатого племянника, который уже выпрыгивал из окна к хитроглазой школьнице, и сколько старый юноша ни кричал, он не мог его докричаться.
И, лежа в одиночестве, он думал:
"Как видно, это старость мешает мне наслаждаться молодостью. Не попробовать ли сдать свою старость в ломбард, как прежде я сдал свою молодость, а когда наслажусь молодостью досыта, тогда съезжу в ломбард, предъявлю там квитанцию, получу обратно свою старость и умру в глубокой старости, как приличествует солидному профессору".
Так он и решил сделать. На следующий день встал чуть свет, завернул свою старость в газету, перевязал ее крест-иакрест веревочкой и, вызвав такси, повез в ломбард.
- Примите, пожалуйста, мою старость, - сказал он приемщику. - Вот моя старческая помощь, вот мои морщины, вот лысина, а это проклятая подагра, из-за которой я не могу даже влезть на подоконник.
- Не все, папаша, - сказал приемщик.
- Ах, простпте, - воскликнул Мойкин, - я совсем забыл про склероз. - И он протянул в окошечко свой склероз. - Вот теперь уже, кажется, все.
- Нет, папаша, - сказал приемщпк, - комплект неполный. Какая же это старость, без тех знаний, которые вы всю жизнь приобретали? А ну-ка, выкладывайте сюда всю свою ученость, и заработки тоже, и почет не забудьте - тот почет, который вам оказывает весь город.
- Как? - закричал Мойкин. - Что же останется мне?
- А молодость? - сказал приемщик.
- Только молодость? - воскликнул Мойкип. - И я опять стану глупым и невежественным мальчишкой, каким был в восемнадцать лет?.. Нет уж, покорно благодарю! Отдавайте обратно мою лысину и морщины, мою подагру и мой склероз. Уж лучше я останусь со своей старостью, а что касается молодости, так я подумаю, как бы мне все-таки ею насладиться.
И, забрав свою старость, он поехал домой, обдумывая, как бы насладиться своей молодостью.
Но старость - это старость, и если человеку недавно стукнуло пятьдесят восемь лет и он встал чуть свет, ездил в ломбард и спорил с приемщиком, то, когда он возвращается домой, ему уже не до молодости - ему дай бог только добраться до дивана и вытянуть усталые ноги.
А когда он добрался до дивана и вытянул усталые ноги, то сразу стал похрапывать.
Проснувшись, он заметил свою молодость.
Она валялась возле дивана на полу, рядом с войлочными туфлями.
"Что мне с пей делать? - думал он. - Только сор от нее..."
И велел вынести ее в чулан.
- Как, дедушка, вы хотите выбросить свою молодость, так и не насладившись ею? - спросили у него внучатые племянники.
- Что ж поделать, - вздохнул он, - зато я стал профессором, которого знает весь город.
А в полдень ему позвонили по телефону и сообщили, что его желает видеть академик, которого знает весь мир.
- Ай! - закричал Мойкин. - Я так польщен, я так взволнован! Дайте мне скорее бром с валерьянкой! Дайте мне скорее палку и вызовите машину!
Академик был толстый, седой и краснощекий.
Увидев Мойкина, он весело закричал:
- Здорово, Мойкин! Здорово, дружище! Сколько лет, сколько зим!
- Простите, - сказал Мойкин, - разве мы с вами знакомы?
- А как же, - ответил академик, - футбольную площадку помнишь? Вратаря помнишь?
- Рыжего? - спросил Мойкин.
- Рыжего, - ответил академик.
- Такого ветреного шалопая? - спросил Мойкин,
- Шалопая, - ответил академик.
- Который меня от занятий отвлекал?
- Того самого, - ответил академик. - Хорошее время - молодость.
- Хорошее? - спросил Мойкин.
И когда он вернулся домой, то, размышляя о словах академика, он заглянул в чулан, где валялась его молодость.
Но там было темно, и он пичего не мог разглядеть.
И до сих пор валяется его молодость в чулане, вместе с ломаным велосипедом без одного колеса, продырявленным стулом, заржавленными коньками и старой клизмой, у которой разбита кружка и остался только шланг с наконечником.