Головокружительный треск грома и шелест дождя,
Ссыпается на жизнь бурлящую, с её глаз сползает,
Адское жерло, гончий дьявола истомлено кивает,
Тьма безпросветная, безнадёга и горе,
Прислужники мерзости никогда не будут порождающими,
Они не приходят, они не уходят,
Словно море, волны выбрасываются на берег,
Одна за другою.
И громозд кучных дней, и слов безудержный помёт,
Боготворческие сюжеты вымоленные жаждой плоти,
Кто расценивает это зрелище, коим восторгом?
Безконечность согласована вашим явлением,
Не согласоваться с идиотами, они безупречны,
Безутешность безрезультатного напряжения под чёрствой корой,
Это не душевное, а животное, скорей преисподневское,
Выдавливание всплесков эмоций из незаконченных полотен,
И я безутешен, но мыслью из волокон вечности сотканной.
Адский гончий пёс несётся, лает, воет, верещит, я к нему повёрнут, дабы успокоить поверженный дьявольским огнищем писк.
Голова довлеет на вселенную,
Бытие ворошит,
В сосудах загустелых,
По колеям пламенных рек,
Возносится вслед за святыней и грех,
Отдаю свободу ругани, а чертям дарю конец, пусть питаются поэтовыми муками, бздец свой унюхают пусть,
В эту жару ни у кого нет билетов, она разодета неповторимой безупречностью, вот её смыслы, вот её суть,
Не нужно поверженности, не нужно тонуть, только взвешивание размернно себя воссоздающее,
Зачем же, зачем?
Мой размах шире! Размах, какой не обогнуть! Я любуясь вершинами слоняюсь по самому дну.
Нюхай меня, чуй мою запашину, ласковая преданная псина, я с тобой, моя милая, я с тобой, верный друг.
И бредём отныне вместе, я и верный пёс, он обнюхивает окрестности дымящихся адских борозд.
Стыдное чувство нечто упущенного, чего-то преувеличенного пылом безумствующим, но самого стыда нет.
Где же он?
Пуще вопросы, пуще ответы,
Всего не изложишь устно, молва это вещь отдельная, но многомерная,
События, прелести, ужасы, глупости; глупости наверное,
Кто-то поверил мне, кто-то превозвышено обозвал, кто-то унизительно прельстил,
Мы творим образы, воссоздаем их в чувствах, в эмоциях, и это послевкусие тщательно отобранное истечением жизни, словно вино лучшее, только потому превосходно, что его тона текут по устам, сквозь предтечу всех истоков, пропитывая плоть соком из почвы взошедших лоз, пьянящим ароматом пленя,
Другого нет и не было, но ведь бывает и так, когда вино не приносит чувства победного, бывает жуткий кисляк,
Нужно лишь помнить и миг тем полнить, что не всякая мера учит достигать, это опыт, отчасти неприменимый и безнадёжный, отчасти блаженный, а может излишне скромный, но никто не подскажет и некому сказать покуда жизнь безконечности отдана.
Ваше поведение, вашим полнится существом,
Некоторые называют это душой, я именую это богом.
Я сегодня пьян! От нечисти и почестей,
В изрытых на сердце ямах витают очерки стихов,
Упиваюсь жаром, искуплён огнём лоз источенных,
Ядом проливается сквозь дрожь необратимый танец,
Растекается по жилам, растворяется и речь выносит:
"Взгляните ввысь! Откуда там увечья? Где взяться порокам?"
Жизнь пронизана веянием богоподобным,
А вечность молчит, издевается,
Такова её забота,
Исконно продлённая без предела.
Где мне найти вас, где вас найти мне, о, богиня?
В сумраке парализованных фраз я ищу истинный образ, неведомый лик,
Словно коррозия мир от себя опустошаю,
Не видел в храмах, не находил в преисподней, в тиши обнажённой режусь воем, взываю, лишь о любви, лишь о любви молва моя сложена.
Но нет в аду божественности, нет её здесь, нет, и это чувство подверженности распыляется в пламени изгибающем душевные меры возносясь к небесам уже распущенными молекулами.
Антракт:
И случаем жизнь предстаёт, и в жизни случается всё,
Каждый оборот небылой формы, каждой изогнутостью,
Вы видели себя, вы видели весь мир, вообразимые края непреступные,
Упорядоченный реактивностью бедлам, буйствующая восприимчивость,
Чем не безумство, названное организованностью или конструкцией?
Тягота к надменности блещущего сообразительностью зверя,
Что за мир без поэзии, что за пластиковый треск вместо звона?
Меня словно нет, этот социум для меня непригоден, но вот он я, в паутине будущих пьес разыгрываю случай посреди эпохальной непогоды,
Так и должно быть, так уместно, всё прошлое, всё прошлое, но каждый миг являясь новью.
– Когда с первых слов становится ясным, что речь не содержит сути, в таком случае вывод, не то чтобы сам напрашивается, он даже не возникает. – Вновь раздался голос, прекраснее какого нет, и мой ошеломлённый ворох возносится наверх.