— Стэнн… А сколько лет меня здесь не было?
— Сегодня исполнилось ровно сорок лет со дня твоего исчезновения.
Сорок?! Это ж сколько ему сейчас лет? Когда мы расстались, мы были одногодками. А сейчас ему… пятьдесят семь?! Впрочем, какая разница. Выглядит-то он лет на тридцать, не больше. Да и вообще, как мне помнится, здешние колдуны до пятисот лет живут, так что в любом случае до старости ему ещё далеко.
— Ты так хорошо запомнил день моего исчезновения?
Стэнн смущённо улыбнулся:
— Я… да, я запомнил… Это было в тот день, когда я тебя поцеловал. Ты тогда сказала, что ещё недостаточно взрослая, чтобы целоваться с мужчинами. А потом случился этот страшный обвал… И ты исчезла. И больше не появлялась. А я каждый год отмечал этот день в календаре, как самый чёрный день в моей жизни.
Мы спешились недалеко от входа в пещеру и освобождённый от нас Мурлыка, потянувшись и зевнув во всю свою клыкастую пасть, растянулся на каменистой площадке. Горы были далеко от города, Мурлыка вёз нас несколько часов и, конечно же, устал. Я потрепала его между ушей:
Уморился, бедняга! Отдыхай. Спасибо, что привёз нас.
Стэнн достал из заплечного мешка большой кусок мяса и кинул его Мурлыке.
— Ешь! Ты честно заработал этот обед.
Мурлыка с урчанием набросился на мясо, а мы, поднявшись по пологому склону, заглянули в пещеру.
— Ой, как темно! — протянула я. — Ничего и не видно толком.
— Подожди, сейчас факелы зажгу.
Стэнн достал из мешка два больших факела и, прищёлкнув пальцами, пустил в каждый из них по маленькому огненному шарику. Факелы мгновенно вспыхнули ярким пламенем, и мы, согнувшись, пробрались через низкое отверстие внутрь.
Пещера была совсем маленькая. Не пещера, а пещерка. Факелы освещали её всю не хуже электрической лампы. Я огляделась: ни дополнительных выходов, ни подземных ходов, ни скелетов по углам. Словом, вполне добропорядочная и довольно скучная пещера.
— И что мы тут будем делать? — разочарованно спросила я. — Ты её так расписал, я уж думала, тут какая-то сказочная красота, а здесь — ничего особенного.
— Ты погоди, — улыбнулся Стэнн. — Во-первых, отсюда изумительный вид на закат, и ты скоро в этом убедишься. А во-вторых, здесь неинтересно только при свете факелов, они слишком яркие для такой маленькой пещеры. А мы сейчас костёр разожжём вот в этой нише, — он ткнул пальцем в углубление в скале, над которым нависал небольшой козырёк, — а факелы погасим. И, когда стемнеет, тут таинственности ого-го сколько будет!
— Ладно, давай свои дрова, — сказала я, и нагнулась за мешком. И Стэнн тоже нагнулся. Мы стукнулись лбами и я, вскрикнув, упала на колени, потирая ушибленное место.
— Ну, вот, теперь шишка будет.
— Ничего, — утешил Стэнн, — ты мне и с шишкой нравишься.
Я улыбнулась, а Стэнн, присев передо мной, аккуратно отвёл мою руку:
— Давай, полечу.
Тоже опустился на колени для большей устойчивости, положил на ушиб ладони, одну на другую, что-то пробормотал, и, убрав руки, вдруг поцеловал меня — сперва в лоб, а потом, не дав мне опомниться, прямо в губы быстрым, коротким поцелуем. И, сев на пятки, настороженно посмотрел на меня: как я среагирую.
А я, как всегда, растерялась. Я вообще очень легко теряюсь, когда происходит что-то непредвиденное. И только и смогла сказать:
— Это что, тоже для лечения надо?
— Ага, — согласился этот юный хитрец. — Давай ещё полечу. Чтобы уж точно шишки не было.
И он снова потянулся ко мне. Но я, вдруг испугавшись, отшатнулась и быстро встала:
— Не надо, Стэнн, я… — я замолчала, пытаясь найти причину, оправдывающую моё поведение. — Я ещё не слишком взрослая, чтобы с мужчинами целоваться. Давай подождём хотя бы годик, а там видно будет.
— Тебе уже семнадцать, — пробурчал Стэнн.
— Вот именно. И тебе тоже. Мы ещё несовершеннолетние.
И я отвернулась, скрывая смятение, и сама понимая, что дело здесь совсем не в возрасте. Просто я привыкла считать Стэнна своим братом, а когда брат лезет с поцелуями… Надо было срочно менять жизненную концепцию, а на это требовалось время. К тому же я вдруг подумала, что от братского поцелуя я бы, наверное, так не разволновалась. А это значит… Ой, лучше не думать, что это значит. По крайней мере, сейчас, когда мы собрались вдвоём ночевать в этой пещере.
Я отошла к нише и почему-то задрожавшим голосом повторила:
— Давай уже дрова.
Парень разочарованно вздохнул и потянулся за мешком.
И тут мы услышали скорбный вой Мурлыки.
Стэнн выпрямился и удивлённо посмотрел на меня. Но не успел он и слова сказать, как мы услышали странный подземный гул. У меня появилось ощущение, будто из центра Земли начал подниматься огромный лифт, причём с неисправным механизмом.
— Что это? — испуганно вскрикнула я.
— Не знаю, — встревожено прислушался Стэнн. — Сейчас посмотрю.
Он резко встал и шагнул к выходу… и в этот момент стены пещеры дрогнули, заколебались, как шторы на сквозняке, пол заходил ходуном, и огромный камень, сорвавшись с потолка, рухнул между нами. За ним полетело множество мелких.
— Стэнн! — завизжала я, забиваясь в нишу, в которой мы хотели развести костёр.
Стэнн не отвечал. То ли был слишком далеко и не слышал меня, то ли… Но эту мысль я старательно гнала от себя. Не мог Стэнн так глупо погибнуть! Не мог!
Я сидела, согнувшись в три погибели, в крохотной нише, и с ужасом слушала подземный гул и потрескивание каменных стен. К моему счастью, эпицентр землетрясения был далеко от этой пещеры, поэтому, хоть земля ещё и подрагивала, камнепад быстро прекратился. Камни завалили вход и погасили факелы, и я сидела в кромешной тьме, не видя даже кончика собственного носа. Потом гул прекратился, и наступила звенящая тишина.
— Стэнн! — почти прошептала я, боясь нарушить это страшное безмолвие.
Стэнн не отозвался.
— Стэнн! — позвала я громче, но даже этого малейшего сотрясения воздуха хватило, чтобы с вершины перегородившей дорогу к выходу насыпи, шурша, посыпались мелкие камушки. Я испуганно замолчала.
Я сидела, сжавшись, под ненадёжным прикрытием маленького козырька ниши, в полной темноте, слыша только шорох сползающих камней, не зная, жив ли Стэнн, знает ли кто-нибудь, что здесь произошло, спасут ли меня, или эта мрачная пещера станет моей могилой…
Сказать, что я была испугана — ничего не сказать. Тёмный первобытный ужас поднимался глухой волной откуда-то из глубины души, затапливал меня, заставляя сжиматься сердце. У меня застучали зубы, я покрылась липким холодным потом…
— Господи, — вдруг прошептала я. — Помоги! Я хочу домой! Я хочу исчезнуть отсюда и больше никогда тут не появляться! Я хочу домой! Я не хочу здесь оставаться! Пожалуйста, отправьте меня домой!
Я сидела, закрыв глаза, и истово молилась неизвестному мне Господу. Молилась впервые в жизни, всей душой желая получить Его помощь и поддержку. Вряд ли бы мои родители-атеисты похвалили меня за такое усердие, но мне сейчас было не до богословских споров. Я хотела остаться в живых, и Господь был единственным существом, могущим мне помочь в этой, абсолютно безнадёжной, ситуации.
И тут я почувствовала ещё один подземный толчок. Камень надо мной зашатался, и я всеми обострившимися от опасности чувствами поняла, что он сейчас упадёт и придавит меня. Я в ужасе закричала… и проснулась.