– Харри подобным мероприятиям тюрьму предпочитает, – сказал Мёллер и поведал, как Линда из приемной СПБ вытащила Харри танцевать.
Беата смеялась до слез. Потом повернулась к Халворсену и склонила голову набок:
– А что ты все смотришь, Халворсен?
Халворсен почувствовал, как у него зарделись щеки, и только успел, запинаясь, произнести невпопад «да нет», как Беата с Мёллером снова расхохотались.
Позже вечером он набрался мужества и решился пригласить ее на танец. Мёллер остался в одиночестве, пока на место Беаты не плюхнулся Иварссон. Он был пьян и гнусавым голосом стал рассказывать, как однажды в ужасе прятался за машиной, стоявшей перед филиалом банка в Рюене.
– Это было давно, Руне, – утешил его Мёллер. – Ты был новичок. Да и в любом случае ничего не мог сделать.
Иварссон откинул голову и долго смотрел на Мёллера. Потом он поднялся и ушел, а Мёллер подумал, насколько Иварссон на самом деле одинок, но сам этого не осознает.
Когда диджеи Ли и Ли закончили играть «Purple Rain», Беата и Халворсен столкнулись с одной из танцующих пар, и Халворсен почувствовал, как Беата оцепенела. Он посмотрел на танцующего.
– Прошу прощения, – произнес глубокий голос.
В полутьме на лице Дэвида Хасселхоффа сверкнули крепкие белые зубы.
После вечеринки взять такси оказалось невозможно, и Халворсен предложил Беате проводить ее. Они потопали на восток, увязая в мокром снегу, и только через час добрались до ее дома в Уппсале.
Беата улыбнулась и повернулась к Халворсену:
– Так если будет желание, заходи.– С удовольствием, – сказал он. – Огромное спасибо.
– Значит, договорились, – констатировала она. – Я завтра маму предупрежу.
Он пожелал ей спокойной ночи, поцеловал в щеку и отправился в полярный поход в западном направлении.
Семнадцатого декабря Норвежское телеграфное агентство сообщило, что имеется большой шанс побить двадцатилетний рекорд по количеству выпавших в декабре осадков.
В тот же день комиссия закончила работу над представлением по делу Тома Волера.
Комиссия не зафиксировала никаких нарушений служебных инструкций и даже, напротив, выдвинула предложение поощрить Тома Волера за то, что он действовал совершенно правильно и сохранил присутствие духа в весьма драматической ситуации. Шеф уголовной полиции позвонил начальнику Управления и осторожно поинтересовался его мнением в отношении представления Тома Волера к поощрению, но поскольку семья Альфа Гуннеруда, несмотря ни на что, принадлежала к числу самых уважаемых в городе – его дядя заседал в городском муниципалитете, – они решили, что подобные действия могут быть сочтены несвоевременными.
Харри всего лишь коротко кивнул, когда Халворсен сообщил ему, что Волер вернулся к исполнению служебных обязанностей.Наступил сочельник, и, по крайней мере, маленькую Норвегию окутал рождественский покой.
Ракель выгнала Харри с Олегом из дому, чтобы они не мешали ей готовить рождественский обед. Вернувшись, они сразу же почувствовали аромат жаркого из свиных ребрышек. Улав Холе, отец Харри, приехал на такси вместе с Сестренышем.
Сестреныш восхищалась домом, едой, Олегом, всем. За обедом они с Ракелью щебетали, точно старинные подружки, а вот Олег с Улавом, сидевшие друг против друга, отделывались односложными репликами. Но и они оттаяли, когда пришло время вручать подарки и Олег открыл большой пакет с записочкой «От Улава Олегу». В нем оказалось полное собрание сочинений Жюля Верна. Разинув рот, Олег стал листать один из томов.
– Это он написал тот роман о путешествии на Луну, который читал тебе Харри, – сказала Ракель.
– Тут оригинальные иллюстрации, – подхватил Харри и показал на рисунок, где капитан Немо стоит рядом с флагом на Южном полюсе и говорит: «Не поминайте лихом! Мое новое государство начинается с шестимесячной ночи».
– Эти книги стояли на полке моего отца, – сказал Улав, он был возбужден не меньше, чем Олег.
– Ну и что с того! – воскликнул Олег.
Когда же Олег обнял Улава в знак благодарности, на лице у него появилась смущенная, но теплая улыбка.
Ночью, когда Ракель уснула, Харри поднялся и подошел к окну. Он вспоминал тех, кого больше не было. Мать, Биргитту, отца Ракели, Эллен и Анну. И тех, кто еще жив. Эйстейна из Уппсала, которому он как-то подарил на Рождество ботинки. Расколя в Бутсене и двух милых женщин из Уппсала, любезно пригласивших Халворсена на поздний рождественский обед, поскольку тот дежурил в тот вечер и не успевал домой в Стейнкьер до наступления Рождества.