— Там такая же каша, как тогда, — хмыкнул он недовольно. — Опять ошивалась возле того зеленого разрыва?
— А где ты был?
— Выполнял одно поручение Всеотца, — нахмурился он. — Что же, куколка, больше не доверяешь мне?
— Ты сказал три дня?
— Я вернулся только что, хотел пойти доложить о деле, но увидел, как ты сломя голову опять несешься к этому обрыву. Любишь летать, куколка? Ну так я тебя больше ловить не буду, посмотрим, ка…
Хеймдалль не успел договорить или успел, но София уже не слушала, крепко прижимаясь к нему. Она так быстро нырнула к нему в объятия, виснув на его шее и желая спрятаться от всего мира в его груди, что он опешил, и даже не сразу понял, что тоже крепко прижимает ее к себе.
— Я… говорила с мамой, — вздохнула она, пытаясь сдержать очередной поток слез.
— Что?
— Я сидела и слушала голос из щели, а потом…ты можешь… — София подняла на него свой серый взгляд. — Пожалуйста, просто посмотри сам у меня в глазах… Я…
— Тебе больно, — выдохнул он, смотря в ее заплаканные глаза. — Вспоминай все, что произошло, желательно последовательно…
И она показала ему. Вспоминая, каждую деталь, каждое колыхание зеленого силуэта, каждое ее слово, и того, кто встретил ее после этого разговора. Она показывала и доверяла ему все, собственные слезы и страхи, собственные желания и размышления. И он принимал это, долго всматриваясь в нее. В какой-то момент она поняла, что закончила все вспоминать, но он продолжал смотреть, не мигая, что она тоже решила не прерывать эти гляделки. Он крепко прижимал ее к себе, она была уверена, что он — это он, настоящий, со своими «куколка», язвительными фразами и издевательскими улыбками, а еще напротив были такие знакомые фиолетовые омуты, такие прекрасные и бесконечные, как звезды.
— Острые и надежные, как асгардская сталь, — изрек Хеймдалль. — Твои глаза, как асгардская сталь, — пояснил он.
— Спасибо, — она улыбнулась, легко принимая комплимент, который раньше вызвал бы в ней бурю эмоций, однако сейчас мозг был слишком нагружен.
— Это…то, что ты видела после разговора…в кабинете Всеотца, — аккуратно начал он. — Ты уверена, что это не твое воображение? Ты просто хотела увидеть меня, поэтому приняла кого-то за меня…
— И мое воображение придумало тебе оправдание, почему ты бы там находился? — сомневалась София.
— Не сомневаюсь, что твое воображение может придумать много всего с моим участием, — нахально улыбнулся он.
— Ты не веришь, что Всеотец может использовать иллюзии? — переспросила она. — То есть все остальное тебя вообще не смущает?
— Зато это смущает тебя, и я здесь, чтобы прекратить твое смущение, ну или повернуть его в свою пользу, — расплылся в довольной улыбке он, приближаясь к лицу девушки.
София замерла. Они больше не целовались после того раза, но она бы соврала, если бы сказала, что не мечтала все это повторить. И он исполнял ее мечты. Самые сокровенные и чистые. Нежные прикосновения, легкие поглаживания, она таяла, расслабляясь в его руках, а он, кажется, лишь давал ей возможность отдохнуть и насладиться процессом перед тем, как начал атаковать ее уже более страстно. Используя язык, он проник к ней в ротик, сталкиваясь с ее собственным языком, вызывая мурашки на коже, тянущую боль внизу живота и какое-то непреодолимое желание повторять все эти движения.
Оторвавшись от нее, Хеймдалль довольно скалился, наблюдая за румянцем на ее щеках и горящим серым взглядом.
— А вот насчет магии, артефактов, прошлого и будущего я тебе явно не советчик, — кивнул он, снова припадая к ее губам.
Под звездным небом рядом с краем обрыва им было плевать на голоса прошлого, на проблемы будущего, только их собственное настоящее они желали продолжить и продлить.
— И почему тебя тянет именно в эту сторону? — зачем-то спросил Хеймдалль, проходясь по ее одежде, ища любую возможность прикоснуться к ее коже, в то время, как почти через каждое слово он оставлял настойчивые поцелуи на шее, линии челюсти, скулах. — Отсюда дальше всего до моих покоев, — ухмыльнулся он, отчего София непроизвольно сильнее сжала ноги вместе.
В порыве стыда или же для большего доступа для его поцелуев она отвернула голову в сторону, осматривая пропасть.
— Эта дорога всегда была здесь? — напряглась она, позабыв о его настойчивых ласках.
========== Часть 5 ==========
— И зачем я только на это согласился? — возмущался Хеймдалль. — И почему мы не могли выяснить все еще вчера? Или лучше бы занялись чем-то более полезным и приятным…
Парень многозначительно посмотрел на Софию. Девушка лишь отмахнулась от его ворчания и намеков. Это кое-что «более полезное и приятное» смущало ее до жути, и он это видел, а потому постоянно подначивал и напоминал об упущенной возможности вчера провести время вместе, и о точно такой же возможности сегодня…
Но София боялась всего этого, да и если на чистоту, то ей казалось, что все слишком быстро. Она понимала, что не дождется от Хеймдалля цветов и признательных речей, и даже толика его внимания, которой он одаривал ее, должна была ее радовать. И она честно принимала его поцелуи и многозначительные взгляды фиолетовых глаз, но девичьей душе все равно хотелось чего-то романтичного, так не подходящего всей ситуации, грядущему Рагнарёку и их странным тайным отношениям.
Их отношения и правда были тайными. Она не желала слушать вопросы Атрея, а Хеймдалль просто по каким-то причинам скрывал все это от Одина. Впрочем, он многое скрывал от Всеотца. Это она заметила еще вчера, когда после ее неожиданного открытия прямо возле той самой пропасти весь страстный запал Хеймдалля пропал, заменяясь заинтересованностью и каким-то ожиданием. Когда они вернулись в Асгард, он приказал ей не распространяться об увиденном, а также о том, что она услышала из щели. Вместе они придумали теорию происходящего, которую она будет говорить королю асов. И Один вроде купился.
***
— То есть ты слышала голос свой матери Афины? — говорил с Софией Всеотец, присев на край собственного стола.
— Да, она… она как будто помогла мне оттуда выбраться… Я не могла двигаться, вокруг темно и больно…
«Всеотцу нельзя врать» — поучал Хеймдалль. — «Можно говорить лишь полуправду».
— И как же она там оказалась? — удивился Один.
— Я думала, что это она, то есть… Я не знаю, что точно видела и слышала, я думала, что это она… Но она была не собой… Точнее… Я боюсь, что это лишь мое воспоминание о ней, мое воображение… Она говорила про артефакты…
— Артефакты?
— Да, возможно это мое воспоминание всплыло у меня в голове из-за этого? — София достала из-под туники кулон из осколка древнего меча. — Это…
— Меч Олимпа, — выдохнул он, подходя ближе. — Откуда он у тебя?
— Это лишь осколок… Я забрала его из дома, как напоминание о прошлом, как связь с предками… Может быть эта связь мне и помогла… И может быть у вас здесь есть тоже артефакты моей родины?
— Ты думаешь, они помогут решить проблему с этим разрезом? — кивнул головой Один в сторону зеленой щели.
— Я не знаю, — призналась она. — Просто мне хотелось бы еще раз прикоснуться к чему-то родному…
Всеотец изучающе наклонил голову, внимательно всматриваясь в Софию своим глазом.
«Он поверит тебе, если только поймет, что тебе что-то от него нужно. Отец всегда говорил, что всем вокруг всегда нужно что-то от тебя, а потому стоит ставить под сомнения тех, кто не просит ничего взамен» — объяснял Хеймдалль. — «И не думай о том, что любовь бескорыстна. Ведь взамен отданного мне своего сердца, ты хотела бы получить мое».
— Ты, наверное, знаешь, что Тюр в свое время много путешествовал и с визитами в разные пантеоны… — принял ее слова Один. — В его храме есть драгоценности из твоей страны… Но ведь это ты знаешь и без меня? — хитро прищурился он.
— Да, мы были там с дядей и братом, — кивнула она.