— Да, только он в первую очередь Всеотец, потом он искатель истины, потом властитель, король асов, потом еще что-то… Воспитание не откладывается на потом…
— То есть твоя мать уделяла тебе достаточно внимания, как и отец? — язвительно напомнил Хеймдалль.
— Моя мать не показатель хорошего родителя, — грустно вздохнула София. — Богиня Афина, дочь Зевса… Она любила меня, возможно поэтому и хотела как можно больше оградить меня от Олимпа и прочих богов… А отец… Он слишком рано умер, и не встретился со мной, даже не знаю, было ли ему известно обо мне?
София замолчала. Навряд ли Хеймдалль поймет ее. Какая ему разница, что у нее было в семье, точнее в якобе «семье»… Мать она видела последний раз в свои одиннадцать, а отца только на фресках… Всю грусть из нее выбивали спартанские тренировки, а после бои, путешествия. Она никогда не грустила, что чего-то не имела. У нее было копье матери, которое усовершенствовали гномы, был щит отца, который она никому не доверяла. Была дорога под ногами, были скудные знания о мире и свобода. Была ли она счастлива? София никогда не задумывалась об этом.
— Прости, — буркнул Хеймдалль, отчего девушка даже удивленно напряглась, стараясь понять послышалось ли ей это или нет. — Моя семья не идеальна, как ты могла заметить… Всеотец… Отец всегда меня поддерживал и направлял, впрочем, когда я добился реальных успехов, он кажется отстранился от меня, выделив какую-то определенную роль… А мать, то есть матери… Знаешь, это все сложно…
— Знаю, — выдохнула она, снова прикасаясь к его руке и мягко проводя по ней пальцами. — Наши семьи — часть нас самих…
— Ты странная, — выдохнул он ей в макушку. — На твоем месте было бы логично подговаривать меня предать Одина, а ты наоборот уверяешь, что каким бы он ни был, он мой отец…
— И чтобы было бы хорошего, если бы ты пошел против него? — удивилась София. — Ты бы пошел против части себя, предал бы не только семью, но и себя…
Она вспомнила дядю. Да, Зевс натворил в свое время дел, из-за чего у Кратоса и правда был резон мстить, жажда крови, желание смерти собственному отцу. Но по пути к этой мести он убил многих других, виновных и не очень. Он убил и мать Софии. Только вот дядя пытался стать лучше, пытался стереть прошлое и начать все заново. Девушка уважала это в своем родственнике, оттого Кратос занимал определенное место в ее сердце, он был не просто дядей, идеалом мужчины, он был моральным и идейным ориентиром, тем, которым она и сама хотела быть. Может что-то она бы и исправила, но она его принимала и любила, как и его сына.
— Ты чувствуешь вину, что пыталась поучить младшего брата? — удивился Хеймдалль. — Хотя по сути и была права?
— Я не должна ему указывать, что делать, а чего не делать. Моя доля, как родственника поддерживать и направлять, давать советы, залечивать раны, воодушевлять, а не писать за него его историю. Кем он вырастет, если я постоянно буду указывать ему, что делать?
— Ты пытаешься уберечь его от ошибки, — не понимал парень.
— И тем самым он быстрее ее совершит, потому что будет считать, что я не права, будет делать на зло мне, или просто будет зол на меня… Если ему суждено совершить в будущем ошибку, я не хочу его бросать одного…
— Ты…ты…
Хеймдалль надолго затих, а девушка продолжала гладить зверя, уже не бегущего вперед, а тихонько идущего по лесной чаще. Незаметно они оказались около стены и пошли вдоль нее. Парень все еще размышлял над словами девушка, а сама же София удобно полулежала в его объятиях, наслаждаясь солнцем и воздухом. Говорить с Хеймдаллем о своих проблемах оказалось очень продуктивно. Ее мысли, как и в тот раз, пришли в норму, а эмоциональный фон стабилизировался. Она знала, что делать дальше. Чего совершенно не ощущала от парня позади себя. Она не осмеливалась повернуться назад и взглянуть ему в глаза, но прекрасно чувствовала даже спиной его неуверенность и сомнения. Ей не хотелось вызывать в нем такое замешательство, все-таки ей больше нравилось, когда он был самоуверен и слегка напыщен. Даже его саркастичная улыбка и прищуренные фиолетовые глаза отдавали такой харизмой и внутренней силой, что она непроизвольно сжимала ноги.
— Я все еще позади тебя, куколка, — прошептал он, обдавая ушко девушки жаром дыхания. — Оставь свои мокрые фантазии на вечер… Хотя как я мог забыть, вы же делите с братцем одну комнату, так что уединиться тебе с самой собой не получиться? Какая жалость…
«Засранец» — гневно подумала София, краснея пуще прежнего. Спина ее напряглась, и она все-таки поспешила отодвинуться от парня, на что послышался его довольный хохот сзади. Только подумала, что ей не хватает самоуверенного Хеймдалля — получите, распишитесь!
— Ох, куколка, как ты мило краснеешь, — издевался он. — И что же так участилось твое сердцебиение? Или ты специально так глубоко дышишь, чтобы показать мне свои прелести?
Девушка возмущенно выдохнула, в порыве разворачиваясь к нему, чтобы поколотить, но парень перехватил ее руки, почти что впечатывая ее в шею зверя, и нависая сверху.
— Стоит согласиться, но посмотреть тут и правда есть на что, — слышался его голос сверху.
Он прижал ее своими руками, осматривая спину и попку. Девушка в страхе и в каком-то предвкушении замерла, прекрасно ощущая его взгляд. «Да что со мной не так?»
— Куколка разве не знает? — удивился он, проходясь свободной рукой по спине и талии девушки. — Никто не удостоил куколку ласками, — он переместил руку на бедро. — Или куколка хранила себя для меня?
К глазам подступили слезы. Еще никогда ей не было так стыдно от самой себя. Однако этот стыд родил и новую силу. Стряхнув его руку, выпрямившись резко и быстро, отчего затылок угодил прямо ему в нос, она локтем добавила под ребра. Выскочив из седла, она быстро достала мамино копье из ножен, нажимая специальную комбинацию на рукояти, отчего оно удлинилось острым концом, доставая до шеи Хеймдалля.
— Я — спартанская дева, — гордо подняла София голову. — Достойный и благородный воин станет мне мужем и отцом моих детей, и я буду верна ему одному до конца своих дней. Пусть сейчас его и нет, но я верна ему и сейчас…
Хеймдалль удивленно замер, наблюдая за красной и злой девушкой. София не ожидала ответа. Сгорая со стыда, она хотела как можно быстрее покинуть общество парня. У которого, кстати, оказался сломан нос от ее удара. Кровь капала ему на одежду, но он не замечал этого, упорно сверля Софию взглядом. Осознав всю нелепость ситуации, она даже хотела извиниться перед ним за рану или помочь в ее лечении, но вспомнив его слова, она убрала копье и развернулась, уходя. Неважно куда, главное подальше от него.
— Выход в другой стороне, — крикнул он ей в спину.
«Сама разберусь» — буркнула она, кажется даже не произнося вслух.
— Неугомонная девчонка, — психанул Хеймдалль, выскакивая следом из седла и спеша за ней. — Да стой же ты! — пытался он поймать ее за руки.
— Мысли разучился читать? — развернулась она. — Тогда придется сказать вслух: сама разберусь!
— Ох, ну да, конечно же, — саркастично ухмыльнулся он. — Ты же тут все знаешь, как-никак третий или четвертый день тут…
— А ты что считал? — шагнула она вперед, тыкая ему в грудь.
— Представляешь да! Заняться мне тут на досуге нечем было, — в ответ злился он. Из его носа все еще капала кровь, а он упорно ее игнорировал.
— То есть ты признаешь, что следил за мной?
— То есть ты признаешь, что жаждешь моего взгляда каждый день?
— Я первая задала свой вопрос, а на мой ты все равно найдешь ответ в моей голове!
Хеймдалль довольно хмыкнул отходя. София напряглась. Он зачем-то пошел кругом вокруг нее.
— Достойный воин говоришь? — напомнил он, отчего девушка, уже успевшая позабыть свою тираду, вздрогнула, краснея. — Я не проиграл ни одного сражения, значит я достойный воин, — широко улыбался он.