— Здесь всегда играли дети, — пробормотала Сана.
Он никогда не видел ее такой… Без обычной безмятежной улыбочки, задумчивой, отстраненной, даже грустной. Грустная Сана — казалось это просто невозможно для девушки, которая может по ее же словам «почти все».
— Я всегда говорила им не играть на дороге, но, конечно, они не слушали. Смешно и глупо, я беспокоилась, что их переедет машина, но здесь редко ездили, да и всякий водитель замызганного джипа привык, что в этих краях надо поглядывать на дорогу, потому что яма, камень или дикий зверь дело нередкое. А им суждено было умереть не от этого, и всем в один день, как бы я их не оберегала.
— Ты тогда не умела видеть будущее?
— Это сложно объяснить. Что значит тогда? Времени нет, Саша. Я и сейчас нахожусь в этом «тогда». Я здесь и я там, и я по-прежнему Сана, можно ли сказать, что я чего-то умею или не умею там, если я умею это здесь? Просто там, та часть меня, которая хотела учиться и учить, там я не хотела летать, телепортироваться, и менять реальность одним движения пальца, вот и все. Это было не нужно для той жизни. Но не хотела, не значит, не умела, правда ведь, Саша?
— Ох, могла бы просто ответить да или нет.
— Я не хотела видеть будущее, и не видела, но… все равно я всегда предчувствовала, что придет конец, и придет неожиданно. Но… Играла в игру до конца. Я любила этих детей, оберегала и боялась, что на кого-то из них упадет ветка, хоть и знала подсознательно, что не ветка их убьет.
— Так ты здесь учила детей в шестидесятых? Об этой жизни ты упомянула, когда рассказывала мне о… той моей жизни.
— Да, Саша, когда ты был стриптизершей-героинщицей, я была здесь.
— Могла бы снова не проговаривать это…
— Не вини себя за такую жизнь, нельзя сказать, что ты в чем-то виноват. В тот раз, все лучшее в нашем существе перетекло сюда и оба полученного опыта были необходимы и полезны.
— Да, это меня, видимо, должно порадовать. Я обогатил наше существо бесценным опытом. Давай, в следующий раз, твоя очередь разживаться таким опытом.
— Прости, но ты к этому более предрасположен, у тебя, скажем так, лежит к этому душа.
— Это ты сейчас пошутила, или что?
— Как хочешь, так и понимай.
Сана пошла дальше, не став ничего пояснять, Саше осталось только чертыхнуться и идти следом.
Заросшая дорога привела к еще одному каменному зданию, совсем развалившемуся от времени. Кажется, это была школа. Первый этаж оказался относительно цел.
Стоя посреди помещения, на стене которого уцелела доска, Сана подняла из кучи мусора стул и села, жестом предложив Саше проделать то же самое.
— Что ты видишь? — спросила Сана.
— Э-э, что за вопрос? Разрушенную деревню.
— Зеро-вирус уничтожил это место, и многие другие. Территория размером в четверть континента превратилась в безжизненное запустение.
— К чему ты клонишь?
— Деятельность человека может быть разрушительной, но не оставляющей следов. Посмотри, вокруг лес, буйство растений, сюда возвращаются животные. Люди уверены, что они зло и несут миру разрушение, но на этой планете было столько войн, а в древности куда более страшных и разрушительных, чем мы можем себе представить, и все же нигде не осталось и следа. Людям не стоит зазнаваться, самое страшное, что они могут придумать, сглаживается через несколько десятилетий. Вся наша суета — миг перед вечностью планеты.
— Глубокомыссленно, но зачем мы здесь?
— Я хотела показать тебе это место, и рассказать о детях, которых я учила. Рассказать о том, что ничто не бессмысленно. Я прожила здесь пять лет, учила своих учеников, учила чему-то и жителей деревни, с которыми общалась волей-неволей каждый день, но все они исчезли в один миг, и кажется, что в моей жизни не было смысла, но он есть. Прежде всего для меня.
— Если прошлые жизни существуют…
Сана перебила:
— Мне нравится твое если, учитывая, что мы сидим в пустой деревне и я тебе рассказываю, что здесь было пятьдесят лет назад.
Саша продолжил:
— То все эти люди родились где-то вновь и помнят что-то из того, что ты им дала.
— Конечно, они родились вновь, и конечно, то, что я им дала, не исчезло, а осталось с ними, стало их частью. Но и они мне многое дали и научили. Я любила этих детей, они любили меня, и мы учились любви, доверию и стремлению быть лучше, чем мы есть. Я узнала, что даже плохие люди, на самом деле в глубине души хорошие, и ведут себя так подчас, потому что никто не научил их иначе. Если их понять, найти дорогу к сердцу, они раскроются и покажут миру себя с лучшей стороны. Также не бессмысленны трагедии подобного рода. У всего есть свой смысл, даже если люди не способны его увидеть и понять. Трагедия в Африке серьезно изменила мир.