Когда Росете сообщили об этом условии, она согласилась на него, не колеблясь ни секунды. Ее любовь к Ингору была чиста, как родник. Ей было безразлично, что он король. Если бы он был простым рыцарем или шутом, ее любовь не стала бы меньше, и она так же молила бы отца о разрешении на брак, а в случае отказа, ушла бы в монастырь, не желая быть ни с одним мужчиной, кроме него.
Боль, которую она ощутила, когда брачный браслет раскалился, впаиваясь ей в кожу, не была для нее неожиданной. Ей матушка Настоятельница рассказала, что так и должно быть когда Богиня благословляет союз, а вот для Ингора… Во-первых он заорал, это было тем более позорно, что Росета, как раз, не издала ни звука. Но он заорал скорее не от боли, а от неожиданности, поскольку совсем не ожидал, что этот ненавистный для него брак получит благословение Всевидящей.
Когда браслеты связали их намертво и новоявленные супруги повернулись от чаши с огнем к гостям, Ингор заметил насмешливые, тщательно спрятанные улыбки некоторых из своих подданных. Позор за свое собственное малодушие, обрушился… на Росету. С этой секунды, его ненависть, которую он испытывал бы к любой избраннице, нашла свое конкретное воплощение в этой худой, как жердь девушке. И Ингор показал себя "во всей красе". Сначала была та кошмарная первая ночь, о которой даже он не мог думать без отвращения, потом потекли суровые будни. Суровые для молодой королевы, поскольку Ингора раздражало в ней абсолютно все: начиная от внешности, одежды, манеры ходить, заканчивая звуками ее голоса, который ему, казался невыразимо противным.
А еще он узнал, что она, чуть не с первого дня стала лезть во все государственные дела. Он хотел запретить ей это, но граф де Грато, неожиданно поддержал Росету в этом стремлении.
Впрочем, Ингору "было, где разгуляться", то есть выместить на своей жене, гнев и недовольство.
Когда Росете шили к свадьбе несколько платьев, то немедленно на консультацию прибыли две ее тети. Обе восторженно поахали, поздравляя Росету с таким удачным замужеством, потом критически оглядев невесту вынесли единодушный вердикт: чтобы не привлекать излишнего внимания к своей не самой соблазнительной фигуре (в частности к груди), надо цвет ткани платьев и их фасон выбирать таким, чтобы они привлекали как можно меньше внимания к таким проблемным частям фигуры Росеты. Вот так и появились в ее гардеробе платья самых унылых расцветок, платья, глухо застегнутые до самой шеи, платья, один взгляд на которые заставлял поспешно отворачиваться в поисках более ярких красок. В королевском дворце Ингора эти платья стали визитной карточкой королевы, вызывая целый град насмешек, большую часть которых инициировал сам Ингор.
Росета пыталась изменить свой стиль, желая разнообразить его. Но все портнихи предлагали ей ткани точные копии тех, из которых были пошиты ее платья, возмущение и гнев Росеты не оказывал никакого действия. Что делать в этой ситуации она не знала, Ингору пожаловаться не решалась. Да и как она могла с ним разговаривать, если они не виделись целыми днями, а во время коротких и редких встреч он смотрел на нее так холодно, так враждебно, что у ней от страха замирало сердце. Росете не у кого было спросить совета, что ей делать, как изменить такое к себе отношение. Тетям и отцу она писать не решалась, боясь, что расстроит их, близких и искренних подруг у нее не было, единственный, кто горячо сочувствовал ей, был граф де Грато, но и он ничего не мог ей посоветовать, кроме как терпеть и надеяться на лучшее. И она терпела, и она надеялась. Надеялась до тех пор, пока не увидела ту страшную картину. Ингор и фрейлина. До этой минуты Росета почему-то даже не подозревала, что Ингор может ей изменять. Может, потому что Богиня благословила их. Ведь это благословение было знаком, что союз будет очень счастливым. И Росета ждала. Ждала, ждала и дождалась.
Глава 17
Ее гнев, ее ярость не поддавалась измерению, и эти чувства продолжали бушевать в ее душе, даже когда она вернулась домой к отцу. Планы мести один страшнее другого рождались в ее сознании.
Смысл всех ее фантазий был один: раздавить и уничтожить.
Но однажды, когда она в бессильной ярости металась по своей комнате, господин Эллертель попросил разрешения переговорить с ней. С того момента, как Росета вернулась к отцу она его не видела, вернее избегала встречи с ним любым способом. Она хорошо помнила, как рассказывала ему о своей любви к Ингору, мечтая о браке с королем, как о самом большом счастье, какое только может быть. Ей было стыдно вспоминать свой восторг, который она испытывала к своему возлюбленному. Стыдно было вспоминать, в каких словах она описывала мужество, благородство своего любимого. Но назад ничего нельзя было вернуть, Росета твердо сжала губы, вскинула подбородок и пригласила своего бывшего учителя в свою гостиную. Почему-то она решила, что он начнет насмехаться над ней, или даже упрекать за ее глупый выбор, за ее недальновидность, но как оказалось, у Эллертеля и в мыслях не было высказывать ей нечто подобное. Говорить с ней он хотел совсем о другом.
— Ваше Величество, — осторожно начал Эллертель, хорошо понимая, сколь щекотлива тема, о которой он собирался говорить с Росетой. Эллертель надолго замолчал, как всегда, в минуты неуверенности или беспокойства, покусывая губы.
— Говорите прямо, что Вы хотите! — первой не выдержала Росета, которую такие долгие приготовления разволновали не на шутку.
— Ваше Величество, — повторил Эллертель и сразу же продолжил: — Я глубоко сочувствую Вам, и также негодую и возмущаюсь поведением короля Ингора, поведением — недостойным короля! Но наказывая его, Вы наказываете и его народ, а это уже недостойно звания королевы!
Росета потрясено смотрела на учителя, не понимая, о чем он ей говорит. Потом ее лицо приняло жесткое и холодное выражение, и она непреклонно сказала:
— Я озвучила сумму в полтора миллиона, и Ингор выплатит ее до последнего сантима.
Эллертель прижал руки к сердцу.
— Я не о деньгах сейчас говорил. В этом вопросе Вы полностью правы!
— Тогда о чем Вы говорите? — удивилась Росета.
— Я говорю о закрытии порталов, — объяснил Эллертель.
— Вы считаете, что мы не должны закрывать порталы? — не понимая, к чему он ведет, переспросила Росета.
— Должны! Разумеется, должны! — замахал руками Эллертель. — Вот только я считаю, что мы не должны этого делать немедленно. Понимаете, — заторопился он, боясь, что Росета его прервет и даст объяснить ему свои слова, — Вы же помните, как де Грато рассказывал Вам о трехлетней засухе, случившейся в Лессадии перед самой вашей свадьбой с Ингором, и что только плодородные земли Вашего приданного подарили надежду избежать неминуемого голода. Часть этих земель была расчищена, вспахана и засеяна. До уборки урожая еще месяц, потом нужно еще де недели, чтобы все собрать и вывезти. Ваше Величество, — голос старика дрогнул, — я прошу Вас попросить отца не закрывать порталы всего два месяца. Он никого не послушает, кроме Вас!
Я знаю, как Вам горько и обидно, но, Ваше Величество, те люди, что пострадают, были какое-то время и Вашими подданными! Не позволяйте Вашему гневу, направленному на конкретного человека наказать вместе с ним и ни в чем, ни повинных.
— А почему я должна их жалеть? — гневно спросила Росета.
— Потому что Вы умны, добры и благородны, — без запинки ответил старик. — Потому что Вы не мелочны и не мстительны, потому что Вы настоящая королева! — Росета растеряно смотрела на своего учителя, не зная, что ему отвечать, а он, между тем, продолжил: — То, что Ваш муж не понял, какая замечательная женщина досталась ему в жены, говорит о его душевной слепоте и может быть даже глупости. Он пожалеет, что потерял Вас, страшно пожалеет, — убежденно, нисколько е сомневаясь, что так оно и будет, сказал Эллертель. И вот эти-то слова и сломали Росету. Вначале они тихонько всхлипнула, потом громче, громче, и вскоре безудержные рыдания стали сотрясать ее тело, старик гладил ее по голове, словно маленькую, приговаривая что-то успокаивающее. Росете стало легче, она это сразу почувствовала, словно со слезами выплеснулась часть боли, что скручивала мучительным узлом ее душу.