– Эпона простила Рианнон?
– Да, простила, – подтвердил отец.
Я знаю, что это было неправильно – слишком эгоистично с моей стороны, но, узнав, что Рианнон помирилась с Эпоной, я испытала прилив идиотской ревности.
Сейчас ты моя Избранная и останешься ею навсегда. Моя любовь к Рианнон не уменьшает мою любовь к тебе, Любимица.
Зазвучавший в моей голове голос Эпоны заставил меня виновато вздрогнуть.
А сейчас внимание, Любимица. Твой отец должен знать, каковы намерения Придери.
И я внезапно поняла, почему Эпона протащила меня через огненный туннель, который соединял наши миры. Не ради того, чтобы я смогла рассказать папе о Мирне или понять, что произошло с Рианнон.
– Папа, ты держишь на руках дочь Рианнон?
– Ну… да… – Он посмотрел на девочку и нежно коснулся ее щечки. – Это была последняя просьба Рианнон. Но дело не только в этом, Шеннон. Она так похожа на тебя маленькую. Я должен помочь ей – я не могу отдать ее чужим людям.
Его глаза молили о понимании. И как ни странно, я его поняла.
– Она выглядит точь-в-точь как Мирна. Просто фантастика. Хотя это и понятно. Мы с Рианнон были как близнецы. А Клинт и Кланфинтан как зеркальные отражения друг друга… – И тут я осеклась, задохнувшись от осознания. Это была дочь Клинта! И если бы я решила остаться в Оклахоме и не захотела вернуться в Партолон, Клинт сейчас был бы жив. Мы могли быть вместе. И мой следующий ребенок мог быть его… Я пресекла эти мысли, заставляя себя не плакать… и не сожалеть…
Отец удивился лишь на мгновение.
– Дочь Клинта, говоришь? Рад это слышать. Этот молодой человек мне нравился.
– Мне тоже, – тихо ответила я и спросила: – А шаман не говорил, что нашел под деревом тело Клинта?
Папа встретился со мной взглядом.
– Нет. И я уверен, если бы его тело там было, старик упомянул бы об этом. – Он сделал паузу. – Так что Клинт мертв.
Это не было вопросом, но я кивнула.
– Он принес себя в жертву, чтобы вернуть меня в Партолон.
– Да… да… Он был храбрым малым. Я обязательно расскажу Морриган, каким хорошим человеком был ее отец.
Его слова кое о чем мне напомнили.
– Папа, я здесь, потому что Эпона хочет, чтобы я тебя предупредила.
– О темном боге, который освободил Рианнон из дерева? – кивнул отец.
– Его зовут Придери. И он отнюдь не ласковый зайчик. Его называют трехликим злом, если называют вообще. Большинство жителей Партолона не станет даже произносить его имя. Когда-то давно он был мужем Эпоны, но потом предал ее, желая захватить власть. Она прогнала его, но он по-прежнему хочет вернуться. – Следующие слова я повторила за шепотом богини, зазвучавшим в моей голове. – Его сила питается поклонением. – Я замолчала, вспоминая, что объясняла мне Эпона. – Он как вампир. Высасывает все хорошее из тех, кто ему поклоняется, и расцветает на пепле сожженных душ. И еще ему нужна великая жрица в качестве посредника, чтобы скрывать свои дьявольские намерения от поклоняющихся. – Я сделала глубокий прерывистый вздох. – Он хочет использовать дочь Избранной Эпоны, чтобы получить власть над Партолоном. И это значит, что Морриган не будет в безопасности даже здесь, в Оклахоме, поскольку, как мы знаем, некоторые иногда путешествует из Оклахомы в Партолон и обратно.
Меня потрясло, что отец, казалось, совсем не удивился. Он только медленно кивнул и проговорил:
– Да, именно это и сказал мне шаман. Поэтому Рианнон и просила Эпону простить ее. Ради того, чтобы ее дух мог присматривать за дочерью и удерживать ее от соблазнов Темной стороны.
Несмотря на серьезность ситуации, я улыбнулась, услышав его оборот.
– Темная сторона, папа? Как у Дарта Вейдера[10]?
– Вполне разумное сравнение.
– Наверное, ты прав, – прыснула я.
– Так что мне просто надо проследить, чтобы в ней была велика Сила[11]. – Он тоже хихикнул.
– Я серьезно, папа. Придери придет за ней. Вы с Мамой Паркер окажетесь в опасности, если оставите ее у себя.
– Мы понимаем это, Шеннон. Мы не новички в этом танце. – Он улыбнулся мне. – С темными богами или без них, но воспитывать ребенка – чертовски трудная работа. Сама увидишь.
Я, нахмурившись, посмотрела на него.
– Я говорю о злобном божестве, рыскающем в окрестностях, а не о трудностях двухлетнего возраста или несносности подростка.
– Несносный подросток – это уже перебор, – заметил отец, и я с трудом скрыла улыбку. Папа учил и тренировал детей уже миллион лет. Насчет подростков мы с ним имели одинаковое мнение.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказала я.
– Понимаю. – Он помолчал и потом вздохнул. – Ну что ты, Букашечка, хочешь, чтобы я сделал? Отдал ее воспитывать государству? Полагаю, это толкнуло бы ее прямо в руки Придери. – Он покачал головой и продолжил, прежде чем я успела ему ответить: – Нет-нет, я этого не сделаю. Мы с Мамой Паркер так решили. Мы вырастим ее и сделаем для нее все, что в наших силах. – Он улыбнулся, его глаза сияли такой знакомой любовью. – Однажды это ведь уже сработало. Ты не перешла на Темную сторону. Значит, сработает и еще раз, моя девочка-букашечка. – Он кашлянул и тихо добавил: – Эта маленькая девочка – все, что у меня есть от тебя и моей внучки. Кроме того, так я хоть что-то оставлю после себя в этом мире. Ты ведь не собираешься просить меня отказаться от этой мысли?