Мне понравилась роль вуайериста, и я продолжала наблюдать. Внезапно я заметила двух кентавров, стоящих поодаль от дорожки, по которой шли покидавшие храм гости. Я направилась в их сторону и зависла за спиной женщины, стараясь держаться не очень близко, чтобы не быть замеченной, но все же хорошо их видела и слышала, чтобы понять, что это мои друзья Виктория и Дугал.
Лица Вик я не видела, но слышала каждое ее слово. Дугал был прямо передо мной, поэтому мне не составило труда понять, что его речь захватила все внимание охотницы. Конечно, нехорошо подслушивать и подглядывать, но черт, что мне оставалось делать, если мое эфирное тело отказывалось улетать.
Виктория подняла руку и прижала палец к губам Дугала, затем сделала шаг, грациозно положила голову ему на плечо и кивнула, соглашаясь с чем-то.
Лицо кентавра вспыхнуло от радости так ярко, что свет луны померк. Он заключил возлюбленную в объятия. Я усмехнулась, предвкушая, как буду рассказывать об увиденном Аланне. Похоже, все разногласия между влюбленными остались в прошлом.
Мое невидимое тело медленно отплыло в сторону, оставляя моих друзей наедине, а мне радость в сердце за них обоих. Теперь я направлялась к дороге, ведущей к хребту, ограничивавшему плато на западе. Пролетев над вершинами, я набрала скорость и двинулась к небольшому особняку, окруженному ухоженными виноградниками, в предгорье. К главному дому примыкал большой и крепкий сарай, с другой стороны был огорожен загон для скота. Неподалеку возвышалось еще одно массивное сооружение, вероятно использовавшееся для созревания и хранения вина. Надеюсь, богиня благословит их и позволит сохранить лозу до той поры, когда я рожу и смогу испробовать вкус этого вина.
Несколько мгновений я парила над крышей, потом меня потянуло вниз, в помещение, прямо через толстую крышу.
– Было бы неплохо сначала предупредить, – проворчала я, обращаясь к богине, но замолчала, едва очутилась в комнате. Это была просторная спальня, освещенная, кажется, сотнями свечей. У деревянной стены с оконным проемом стояла огромная кровать, искусно инкрустированный шкаф и изящный туалетный столик расположились у противоположной. Пространство у двух других стен было занято маленькими столиками и табуретами. Вся мебель в комнате была накрыта полотнами ткани, по которой разливался свет от огня.
Прямо передо мной несколько женщин окружили обнаженную женщину, стоящую, опираясь на кушетку, очень похожую на те, что были у нас в храме. Женщина была беременна. Она склонила голову и закрыла глаза, словно боролась с болью, дышала она шумно и тяжело.
Приглядевшись, я поняла, что остальные женщины действовали умело и слаженно. Одна из помощниц положила ладонь на поясницу роженицы, вторая, присев перед ней, показывала, как надо дышать. Две другие держали опахало, и от них в сторону роженицы летел легкий ветерок. Еще одна женщина что-то бормотала или тихо напевала.
Я осмелилась приблизиться, и в этот момент обнаженная женщина откинула голову и, к моему удивлению, широко улыбнулась, убирая прядь волос, прилипших к мокрому лицу.
– Кажется, время пришло!
Голос ее звучал радостно, в нем не было боли и напряжения, которые я ожидала почувствовать.
Ее слова были приняты восторженными возгласами и смехом. К будущей матери подошла высокая женщина и поднесла ей кубок. Молодая девушка, почти подросток, промокнула лоб куском ткани. Все выглядели такими радостными и счастливыми, словно происходящее было лучшим событием их жизни и чувства переполняли их, выплескиваясь через край.
– Помогите мне принять нужное положение, – произнесла беременная довольно тихо, но звуки разлетелись по комнате.
Три женщины сразу подошли к ней, одна опустилась на колени, а две другие поддерживали под локти, помогая присесть на корточки. Роженица напряглась, когда подступила очередная волна схваток. Я видела, как она набрала воздух в легкие и начала тужиться. Все женщины, кроме одной, взялись за руки, образуя круг, и принялись тихо напевать что-то похожее на песню из репертуара Лорины Макеннитт.
– Показалась головка!
После недолгой передышки роженица вновь, прежде глубоко вздохнув, начала тужиться.
Так повторилось несколько раз, пока между ее ног не появилось что-то мокрое, подхваченное проворной повитухой.