Почти все бушмены поднимали на нее глаза, когда Сендрин медленно проходила мимо, но никто не заговаривал с ней. Она внезапно вспомнила слова Валериана о жестокости туземных восстаний, о подавляемой ненависти, которая крылась за якобы равнодушным выражением лиц чернокожих.
Она испугалась, но приложила все усилия, чтобы не обнаружить свой страх. Тем не менее у нее не хватило мужества обойти весь район хаотичной застройки с его запутанными улочками и пешеходными тропинками. Через несколько минут она повернула назад и вскоре заметила преследование. Группа детей, слишком маленьких, чтобы работать на фермах белых господ, выйдя из хижин и складов, шли за ней. Сендрин подавила желание повернуться и заговорить с ними — они бы, пожалуй, не поняли ее. Вместо этого она, не сворачивая, шла дальше.
Молодая девушка с волосами, заплетенными в бесчисленные косички, поднялась со своего места у очага, преграждая ей путь. Она подождала, пока Сендрин вместе с хихикающей толпой детей приблизилась на расстояние двух метров, затем внезапно громко рассмеялась и быстрыми шагами поспешила назад к костру. Если это была шутка, то Сендрин не поняла ее. Она предполагала, что девушка хотела ее испугать, и вынуждена была признать, что ее попытка удалась.
Дети отстали, когда она покинула квартал. Некоторые из них что-то пронзительно кричали ей вслед на быстром говоре санов, но она не оглядывалась. Эти люди внушали ей беспокойство вопреки их явному миролюбию. Она была рада, что большинство мужчин в это время находились на работе, и она встретила только женщин и детей. Если бы за ней вместо детей следовали взрослые, ей вряд ли удалось бы сохранить спокойствие.
При этом в глубине души она была убеждена, что ни один сан не тронул бы ее и пальцем. Она боялась этих людей потому, что они были чужеземцами, а не потому, что они могли причинить ей вред. Ей стало немного стыдно за такое отношение к ним, но она ничего не могла с собой поделать.
Сендрин поспешила к вокзалу тем же путем, которым пришла сюда. Она была поражена тому, что узнавала улицы, которые, на первый взгляд, не отличались одна от другой: все как одна напоминали огромные песчаные площади, окруженные белыми фасадами колониальных строений. Дома здесь не стояли так далеко друг от друга, как в Свакопмунде, кроме того, здесь росли ряды деревьев и сады, придававшие городу уютный вид. Тем не менее ей трудно было представить себе, как бы она жила здесь. Дом Каскаденов казался искусственно созданным кусочком Европы, и, даже если образ жизни семьи был ей чужд, все же она начинала постепенно чувствовать себя там как дома. Здесь же, в этом полугороде-полудеревне, она слишком явно почувствовала себя незваным гостем. Абсолютной иностранкой.
Она некоторое время прождала на раскаленной солнцем площади перед вокзалом, стараясь не смотреть на магазин со зловещей восковой фигурой. Вскоре она с облегчением увидела приближающуюся упряжку Фердинанда. Ящиками и пакетами было загружено не только багажное отделение, и она удивилась тому, что он смог раздобыть все эти вещи, так как все магазины по-прежнему были закрыты.
— Вы должны сидеть рядом со мной, — сказал он, когда она растерянно посмотрела на загруженный экипаж.
Сендрин пожала плечами, и он помог ей усесться на козлы. Фердинанд освободил для нее место, однако винтовку оставил лежать между ними.
На обратном пути она постепенно осознала, что нарушила указание своей хозяйки, не купив никакой новой одежды, даже шляпки или шарфика. Отговорка, что все магазины были закрыты, звучала по-детски. Фердинанд подождал бы, если бы она попросила его об этом. Правда состояла в том, что она воспротивилась приказу Мадлен и неплохо себя при этом чувствовала.
Когда после двухчасовой поездки по горам и долинам они наконец достигли поместья, Сендрин решила попытаться оттянуть момент выяснения отношений с Мадлен. Это не было тщательно продуманным решением, она скорее доверилась своим инстинктам.
Во дворе она попрощалась с Фердинандом и посмотрела, как несколько служителей сгружали с повозки покупки. Она стояла так долго, пока упряжка не прогрохотала по гравию в направлении конюшен за северным крылом дома.
Затем с колотящимся сердцем она повернулась и пошла в парк. Впрочем, парком назвать сады у дома Каскаденов было бы неправильно. Здесь не было кустарников, подстриженных в виде каких-то фигур, росли только длинные ряды кустов с коричневыми листьями. Газон был расположен в западной части парка, он занимал пространство до самых ворот, располагаясь ступенчатыми террасами, сглаживающими склон. В самой середине стоял мраморный фонтанчик тонкой работы, который больше подошел бы сказочному французскому замку, чем тяжелой викторианской роскоши этого поместья.