Сендрин близко познакомилась с баронессой фон Оеблитц и ее внучкой Фридерикой во время этой продолжительной поездки скорее вынужденно, так как на корабле не было никакой возможности избежать приглашений старой дамы на чай. Когда баронесса узнала, что Сендрин только что получила образование гувернантки — к тому же в почтенной школе имени Вильгельмины Флейшер в Бремене, — она поручила ей во время поездки заботиться о своей внучке.
— Вы знаете, — призналась старая аристократка, вздыхая; она пренебрегала изысканными речевыми оборотами, — я слишком стара для таких поездок и, совершенно определенно, чересчур стара для воспитания маленьких девочек. Мой зять — офицер защитных войск в Окомбахе. Скоро его должны назначить казначеем, и, вероятно, он останется на Юго-Западе на несколько лет дольше, чем это можно было предположить. Ах, эти офицеры, вы же знаете! Моя дочь уехала с ним и оставила мне Фридерику. О, не поймите меня превратно, малышка для меня все, я души в ней не чаю! Но ей уже давно пора вновь увидеть свою мать. Ребенок в этом возрасте нуждается в родителях, вы согласны со мной?
После первой беседы Сендрин — хотела она того или нет — узнала все подробности дворянского происхождения госпожи фон Оеблитц и приняла предложение заботиться о Фридерике — главным образом для того, чтобы иметь повод для извинений, если баронесса, за неимением лучшего общества, надумает пригласить ее на прогулку по палубе или в кают-компанию.
Фридерика была любезной, чрезвычайно жизнерадостной малышкой девяти лет от роду и не имела и капли страха перед чужой страной. Сендрин, напротив, воспринимала возможные приключения в Африке с меньшей эйфорией. Она знала своих новых работодателей только по двум коротеньким письмам, которые, совершенно очевидно, были продиктованы на скорую руку секретарю и им же напечатаны. Сендрин составила несколько писем в своем изящном, но без вычурности стиле, в которых представила себя, изложила свои взгляды на воспитание детей и постаралась, ни единой строчкой не показать своей крайней заинтересованности в предлагаемой работе.
Разумеется, ее рекомендации были безупречными, одними из лучших во всей школе. Тем не менее все меньше находилось богатых семей, которые могли бы позволить себе гувернанток и частных преподавателей. Сендрин не была уверена в том, что она была на самом деле первой, кому предоставили письменное заявление семьи Каскаден в адрес руководства школы; но, без сомнения, она единственная всерьез собиралась принять предложение работать в немецких колониях. Она была молода — ей исполнилось всего лишь двадцать два года, — одинока и нуждалась в деньгах. Была также и другая причина, делавшая это предложение особенно привлекательным, и она перевешивала все остальное.
— Фрейлейн Мук!
Голос Фридерики оторвал Сендрин от ее мыслей.
— Фрейлейн Мук, посмотрите! Сейчас мы на очереди!
— Сейчас наша очередь, — поправила ее бабушка и бросила на Сендрин укоризненный взгляд, вероятно означающий, что замечание должно было последовать от нее.
Сендрин сделала вид, что ничего не заметила, и посмотрела на трап, который через проем для поручней был спущен к поверхности воды. Действительно, большая часть пассажиров сидели в креслах-корзинах и были уже на пути к берегу.
Сендрин наклонилась, чтобы взять девочку на руки, как внезапно что-то заметила.
— Фридерика! — вырвалось у нее удивленно, когда из отворота пальто малышки показалась голова белого кролика. — Почему Калигула не в своей клетке? — она не переставала спрашивать себя, кто только подал Фридерике идею дать животному такое имя.
— Но ему, же страшно одному, — захныкала малышка. — Кроме того, что же будет, если клетка вдруг упадет в воду?
— А вдруг ты упадешь в воду?
— Тогда я смогу высоко держать Калигулу, так, что с ним ничего не случится.
Сендрин видела, что любая дискуссия бессмысленна и, так как баронесса не пожелала вмешиваться, оставила все как есть.
— Хотя бы держи его крепко. Похоже, что этот способ передвижения довольно неустойчивый.
Как выяснилось в скором времени, она оказалась права. Хлопот туземцам-носильщикам доставила, прежде всего, баронесса, из-за своих значительных габаритов. Те же, кто нес на берег Фридерику и стройную Сендрин, ухмылялись, высоко подняв корзины со своими седоками. Вместо того чтобы держаться за стенки корзины, Фридерика обеими руками обняла себя, опасаясь, что кролик может случайно выскочить из пальто. Сендрин бросала на нее тревожные взгляды, сама вынужденная при всех раскачиваниях и подкидываниях крепко держаться за подлокотники кресла.