Элиас положил руку ей на талию.
— Ты сумасшедшая, ты это знаешь?
Она посмотрела на него снизу вверх — он был почти на голову выше ее.
— Потому что сюда приехала?
Элиас только улыбнулся, ничего не ответив. Он мягко обнял ее, и, рука об руку, они пошли назад, к торговой станции на утесах.
Вверху кричали чайки, невидимо скользя в темно-синем вечернем небе. Океан успокаивающе шумел у подножья утесов, неся волны навстречу дюнам, и прохладный ветерок предупреждал о холоде, наступающей в пустыне ночи.
Сендрин лежала на кровати рядом с Элиасом, прижав голову к его груди, и задумчиво смотрела в окно. В ее мыслях звучал один голос, голос Адриана, но она отгоняла его так далеко от себя, как только могла.
Ее волосы разметались по груди брата, и он нежно гладил пряди кончиками пальцев.
— Ты влюблена, — проговорил он тихо. Это были первые слова, с тех пор как они, изнеможенные, улеглись в кровать.
Она не смотрела на него и постаралась, чтобы ее голос не прозвучал удивленно.
— С чего ты это взял?
— Я заметил, что ты стала… другой, не такой, как раньше.
— Кроме тебя у меня никого не было, ты ведь об этом знаешь, не так ли?
— Ты говорила с кем-нибудь об этом? — спросил он.
— Нет.
— Ты уверена?
Она повернулась к нему под тонкой простыней, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Да, конечно. Почему ты об этом спрашиваешь?
— Нас никогда не интересовало, что об этом могут подумать другие.
Сендрин уже хотела было определить, что происходит в его голове, но затем она, испугавшись, отказалась от этой мысли.
— Мы никому не давали повода что-либо заметить, разве не так?
— Но ты считаешь, что это неправильно.
— Я не знаю, что заставляет тебя так думать.
— Ты влюблена, и ты сомневаешься, правильно ли то, что происходит между нами… или происходило, — его голос звучал немного печально, но в его словах можно было заметить и оттенок облегчения. Так, словно он радовался возможности винить в том, что теперь все не так, как раньше. Это было нечестно. Какое-то мгновение она наблюдала сама за собой, как бы со стороны, и ей думалось: наверное, что-то не то происходит в природе, если каждый в этой стране может читать мысли других.
Но на самом деле Элиасу не нужно было читать ее мысли, чтобы понять ее. Он был прав: она изменилась, и, возможно, дело было действительно в ее чувствах к Адриану. Не то чтобы она в какой-то момент представила себе, что он держит ее в своих объятиях. Но было нечто более существенное, что нельзя было выразить словами. Она не испытывала никакого стыда и никаких угрызений совести. Элиас, похоже, чувствовал и то и другое, хотя прямо об этом и не говорил.
— Что с тобой? — спросила она. — У тебя был кто-то за это время?
Вероятно, было самонадеянно, а может, и наивно предполагать, что такого не могло случиться. Элиас любил ее, и она любила его, так было всегда. Ей казалось справедливым, что именно она должна была окончательно разорвать эту связь. Все-таки это он оставил ее в Бремене, это было только его решением.
— Я женат, — тихо проговорил он.
Сендрин резко откинула простыню и встала. Она медленно подошла к окну, посмотрела за край утеса, в пропасть, которая терялась в туманной синеве.
— Я хотел сказать тебе, — заикаясь, произнес он у нее за спиной. Постоянно одни и те же слова, которые употребляют люди в его положении в качестве самозащиты. Я хотел тебе сказать. У Сендрин так закружилась голова, что она вынуждена была опереться о подоконник. Окно распахнулось, и ветер ворвался внутрь, ее обнаженное тело тотчас покрылось гусиной кожей.
— Почему здесь не построят маяк, если побережье настолько опасно? — тихо спросила она.
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
— Никто не хочет браться за такое серьезное дело.
— Маяк мог бы спасти жизнь многим людям.
Она услышала, как он встал и босыми ногами подошел к ней. Она подумала: если он меня сейчас обнимет, я его ударю. Я не делала этого как минимум десять лет.
— Посмотри на меня, — сказал он, — пожалуйста.
Она неохотно повернулась к нему. Их взгляды на мгновение пересеклись, но Сендрин все же старалась смотреть мимо него.
— Нанна и я сочетались браком два года назад, — сказал он.
— Нанна?
— Она — гереро.
Сендрин моргнула.
— Где она сейчас? Или ты запер ее в шкафу?
— Она сейчас среди своих людей, в пустыне. Она возвратится завтра.
— Ее люди — это ее семья?