Выбрать главу

– Да, я поняла, о чем вы, – негромко произнесла Памела.

– Могу я продолжить свою сказочку?

– Извините, – сказала Памела, откидываясь на спинку кресла и делая очередной глоток вина.

– Как я уже говорил, Семела стала одной из многих смертных возлюбленных Зевса. Но она отличалась от прочих, и не только своей необычной красотой. Мифы утверждают, что Зевс был полностью очарован юной возлюбленной, настолько, что, когда она сообщила ему, что ждет ребенка, он поклялся водами реки Стикс, что дарует Семеле все, чего только она пожелает.

Эдди замолчал, неторопливо наслаждаясь вином.

– И что? Что потом случилось?

– Семеле очень хотелось увидеть Зевса в его полном величии, как повелителя грома и молний. Зевс умолял возлюбленную отказаться от этого желания. Он знал, что ни один смертный не смог бы увидеть его таким и остаться в живых, но Семела не хотела отступать. А клятву водами священного Стикса не мог нарушить даже сам Зевс. И вот, прослезившись оттого, что он знал последствия, Зевс явился к Семеле в последний раз и показал себя таким, каким она хотела его видеть, в сверкании молний. И от этого ужасающего и прекрасного видения она умерла.

– Но это невозможно! Если она умерла, то как же родился Бахус?

– Из любви к Семеле Зевс выхватил младенца из ее утробы и поместил в собственное бедро, пока не пришло время родиться богу вина.

До вчерашнего дня Памела отнеслась бы к изложенному Эдди древнему мифу как к забавной сказке. Но теперь она очень хорошо знала, что слишком многое возможно и это не простая выдумка. И она приняла близко к сердцу горькую историю Семелы, умершей потому, что не захотела отказаться от своего заветного желания.

– Я и не знала… – тихо сказала Памела.

– Как вы думаете, Семела пожалела о своем поступке? – спросил Эдди.

– Ну, он ведь ее убил.

– Но как вы думаете, она сожалела? Как вы думаете, согласилась бы она променять этот чудесный, вызывающий благоговение момент – исполнение желания столь огромного, что ее смертное тело не выдержало, – на долгую, безопасную жизнь, лишенную ослепительного, великолепного мига?

– Я не знаю, могу ли я ответить на такой вопрос. А вы что думаете, Эдди?

– Вы должны решить это для себя.

Он отвернулся от Памелы и посмотрел на Артемиду. И в его улыбке уже не было грусти.

– Я свой выбор сделал.

– И вам не страшно? – Памела обнаружила, что с трудом подбирает слова.

– Конечно страшно. Вот только в любви не бывает гарантий, Памела, а есть лишь бесконечные возможности – и для боли, и для счастья. Но я могу сказать без малейших сомнений: я предпочел бы лишь раз коснуться ее и быть сожженным, чем прожить всю жизнь в темноте, не зная ее света.

И от этих слов что-то изменилось в Памеле. Что-то внутри ее, до сих пор дремавшее, внезапно шевельнулось и потянулось… И проснулось окончательно. Памела знала, что это такое – жить в темноте, и знала также, что значит прикоснуться к свету.

– Я, во всяком случае, не хочу жить без его света, – сказала она, чувствуя, как перехватывает горло.

Эдди посмотрел на нее и просиял улыбкой.

– Неплохо сказано, Памела! Неплохо сказано!

Он вдруг встал и оглушительно закричал:

– Фебус! Иди-ка сюда!

Памела хотела что-то сказать, что-то вроде: «Эдди, подожди! Я вовсе не имела в виду, что готова прикоснуться к этому его чертову свету прямо сейчас!» – но писатель не обращал на нее ни малейшего внимания. Когда Аполлон быстро подошел к ним, Памела с ужасом поняла, что ее лицо пылает. Она покраснела, как школьница! Потрясающе.

– Ну-ка, мой мальчик, у меня к тебе просьба.

– Чем могу быть полезен, Эдди?

– Мне кажется, Памела слишком много работает. А у меня есть строгое правило: всегда сочетать дела с удовольствиями. И наша Памела уже знакома с этим правилом.

Эдди говорил так, словно Памела и не сидела в футе от него, заливаясь краской.