Ее взгляд снова метнулся к Гадесу, а рот открылся, как будто Памела хотела закричать.
– Ты в Элизиуме, – сказала Лина с мягкой улыбкой.
Она взяла руку, которую Памела продолжала держать перед лицом, и сжала ее в своих ладонях, желая, чтобы бессмертная сила Персефоны, таившаяся в ней, успокоила Памелу.
– А если точнее, ты в нашем дворце на краю полей Элизиума. Подземный мир невероятно прекрасен, милая. И здесь тебе совершенно нечего бояться.
– Подземный мир? – Качая головой, Памела посмотрела на Аполлона. – Почему я вдруг очутилась в греческом Подземном мире?
– Я просто не знал, что еще можно сделать. – Взгляд Аполлона молил ее о понимании.
– Нет, – шепнула Памела. – Нет, этого не может быть.
– Ты умерла до захода солнца. Я ничего не мог сделать, чтобы спасти тебя. Умоляю, прости меня. Я не мог дать тебе уйти… я… я думать не мог о том, что ты уйдешь…
Памела все так же качала головой, не сводя с него взгляда. А потом она вспомнила. В ее памяти вспыхнула картина: на нее несется автомобиль, и дальше – смертоносное столкновение… Резким, механическим движением она вышла из кольца рук Аполлона.
– Я не знаю, что нам теперь делать, – сказал он.
– Ну, – решительно произнесла Лина, – прежде всего ты пойдешь с Гадесом, тебе надо искупаться и переодеться во что-нибудь…
Она помолчала, не зная, что сказать.
– Во что-нибудь не такое грязное. А пока ты этим занимаешься, я покажу Памеле все вокруг. Идите. – Она поймала взгляд мужа и вскинула брови. – Мы тут сами разберемся.
– Я недолго, – сказал Аполлон Памеле.
Но она продолжала молча смотреть на него, пока они с Гадесом не вышли из зала.
Лина все еще держала прохладную руку Памелы и теперь повлекла умершую к большой, украшенной серебряными орнаментами двери в дальнем конце зала. Дух умершей, не сопротивляясь, пошел за ней. Выйдя через дверь, они очутились в широком коридоре, на потолке которого висели драгоценные люстры. Лина повернула направо, потом налево. Огромная стеклянная дверь распахнулась, не дожидаясь прикосновения, и Лина с Памелой вышли в невероятно красивый двор, где стояли мраморные статуи, бил огромный фонтан и пенились цветы всех оттенков белого.
Несмотря на панический страх, который, казалось, заглушил все рациональное в ее уме, дизайнер, скрытый в Памеле, тут же заметил окружающую красоту.
– Фантастично, правда? – сказала Лина. – Я влюбилась во все это сразу, как только увидела.
Памела посмотрела на Лину и быстро моргнула, как лунатик, пытающийся проснуться.
– Так ты не из них, да?
– Нет, – Лина покачала головой, и ее волосы, спускавшиеся до изящной талии, колыхнулись.
Она улыбнулась и показала на свое тело.
– Вот это – да, принадлежит одной из них, но это, – она прижала ладонь к сердцу, – это абсолютно смертное. Я вроде тебя – дух, попавший сюда из, как они говорят, современного мира смертных. Идем вот сюда, сядем на скамейку.
Лина подождала, пока Памела сядет, и продолжила:
– Я на самом деле занималась хлебопечением в Талсе. Это длинная история, но в итоге мы с Персефоной заключили соглашение. Когда в Талсе весна, ее душа находится там, в моем теле, а я – здесь, с Гадесом. Когда в Оклахоме осень и зима, я там, а она резвится на Олимпе или где-то там еще, в своем божественном теле.
Лина усмехнулась.
– Довольно неплохая сделка. Зима в Оклахоме чудесная, а в Элизиуме, – она широким жестом обвела все вокруг, – всегда все безупречно. Ну и конечно, Гадес.
Взгляд Лины смягчился.
– Я не могу… Я не знаю, смогу ли принять все это. – Памела провела ладонью по лбу и тут же изумленно вздрогнула и уставилась на свою бледную, полупрозрачную руку. – Я не чувствую себя собой. Я не похожа на себя.
– Я знаю, милая, знаю. Так всегда бывает, когда человек умирает внезапно, когда он не готов к смерти. А тебе в особенности трудно, потому что ты совсем не ждала такого конца. Но обещаю, Элизиум будет рад тебе. Ты обретешь здесь мир и покой. Не надо бояться. Просто прислушайся к своей душе… она понимает куда больше, чем тебе кажется.
– Покой… – повторила Памела.
Она уже перестала задыхаться, и ей было не так страшно. Сквозь потрясение и панику она ощущала нечто, немного похожее на голос Лины. Оно было нежным, теплым, утешающим, как дождь поздней весной или дневной сон, и оно витало в воздухе вокруг нее. Легкий ветерок касался ее призрачного тела, успокаивая. И казалось, что он шепчет ее имя, как мать, нашедшая наконец потерявшееся дитя.
– Понимаешь, о чем я говорю? – спросила Лина, всматриваясь в лицо Памелы.