Мысли о самоубийстве по-прежнему не отпускали Мэрилин. «У меня нет иного выхода, кроме смерти, — говорила она, будучи навеселе, — мне хотелось бы уйти во всем белом, в белой атласной ночной сорочке и на белых атласных подушках. И чтобы нашелся кто-нибудь, кто сделал бы меня красивой. А ты не могла бы стать для меня тем человеком?»
В мае того года Мэрилин, нуждаясь в психиатрической помощи, снова прибегла к услугам доктора Ральфа Гринсона. Тот, расстроившись из-за «ужасного одиночества» Мэрилин, принял решение, полностью противоречащее традициям психиатрии, — открыл для актрисы двери собственного дома.
Это решение Гринсона резко критиковали его коллеги. В то же время, по словам его вдовы, Мэрилин частично получила то, чего ей так не хватало, — защиту и чувство семьи. К тому же доктор по-настоящему сочувствовал тридцатипятилетнему приемышу. С этого момента он, его жена и двое их детей стали для Мэрилин родной семьей.
Гринсоны жили в прекрасном доме мексиканского стиля, построенном на вершине единственной горы в Санта-Монике. Избавляя Мэрилин от визитов к нему в кабинет, доктор обычно принимал актрису у себя в доме. Мэрилин, что для нее несвойственно, приходила заранее. Вероятно, это связано с замечанием Гринсона, что непунктуальность — признак неуважения. Дочери Гринсонов Джоан был двадцать один год, и она изучала искусство. Ей приходилось встречать Мэрилин, когда доктор был занят. Вдвоем они прогуливались около бассейна и любовались открывавшимся сверху видом на город и Тихий океан.
Для Джоан Гринсон встречи с кинозвездой первой величины были хлопотны, но притягательны. Вскоре она стала навещать актрису, возить ее по городу. Так начиналась их необычная дружба. Мэрилин делилась своим женским опытом, давала советы по поводу макияжа; она показала Джоан, как обесцвечивать волосы, оттенять верхнюю губу. Они даже обменивались платьями.
«В ту пору только начиналось увлечение твистом, — вспоминает Джоан, — и она учила меня танцевать твист так, как она себе это представляет, учила всем этим телодвижением с прижиманием, то есть тому, что можно увидеть по телевидению, ничего неприличного. Мэрилин относилась ко мне, как к младшей сестре. Она никогда не показывала мне свои фотографии в обнаженном виде и никогда не говорила, что спала с кем попало. Мне она преподносила себя как совершенно невинное создание».
Дэнни Гринсон, двадцатичетырехлетний брат Джоан, никогда не думал, что у него с Мэрилин будет что-нибудь общее. Студент с радикальными, по современной мерке, политическими взглядами, он ожидал увидеть «богатую голливудскую шлюху». Вместо этого он оказался под влиянием женщины, которая «ни в коей степени не была напыщенной или фальшивой, от нее исходило душевное тепло». Мэрилин в черном парике сопровождала Дэнни, когда тот ходил в поисках жилья для себя. Они говорили о политике, и он убедился, что она симпатизировала его самым левым настроениям.
Мэрилин с доктором Гринсоном встречалась шесть, а то и семь раз в неделю. Он принимал ее, вернувшись из клиники домой. Она, естественно, была последней назначенной пациенткой. Выпрямившись, сидела актриса на стуле и весь отведенный ей час изливала доктору свои печали. Потом они вместе выходили из его кабинета и присоединялись к семье. Примерно через день-два к столу подавались спиртные напитки. Из холодильника доставали персональную бутылку Мэрилин с шампанским «Дом Периньон», зачастую уже початую, если она была принесена накануне. Иногда Мэрилин оставалась на ужин, после которого помогала на кухне вымыть посуду, сопровождая это занятие рассказами на «вечнозеленую» тему о своих домашних обязанностях в пору сиротского детства.
В мае 1961 года Гринсон с надеждой писал, что «дела у нее обстоят довольно хорошо». Было это до того, как Мэрилин перенесла операцию на желчном пузыре, за которой началось прогрессирующее ухудшение. Он добавлял: «Меня ужасает пустота ее жизни в смысле человеческих отношений. По своей сути это явно нарциссианский способ существования... В целом наблюдается некоторое улучшение, но не могу сказать, насколько глубок этот процесс или как давно длится».
Три недели спустя, в день своего тридцатипятилетия, Мэрилин прислала доктору Гринсону телеграмму, в которой говорилось:
«ДОРОГОЙ ДОКТОР ГРИНСОН, Я СЧАСТЛИВА, ЧТО В ЭТОМ МИРЕ ЛЮДЕЙ ЕСТЬ ВЫ. У МЕНЯ ПОЯВИЛАСЬ НАДЕЖДА, ХОТЯ СЕГОДНЯ МНЕ СТУКНУЛО ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ. МЭРИЛИН».
Начало 1961 года ознаменовалось для Мэрилин сближением с Гордоном Хивером, к которому она прониклась неожиданным доверием. С этим англичанином она была знакома уже много лет. В пятидесятые годы Хивер жил в Голливуде и работал в сценарном отделе «Парамаунта». Он принимал участие в нескольких фильмах Хичкока, а потом женился на деньгах. Он весьма гордился своей уникальной способностью запоминать факты и события, за что Хичкок прозвал его «мистер Память», по аналогии с персонажем из «Тридцати девяти шагов» (Thirty Nine Steps).
В начале января 1961 года, рассказывает Хивер, Мэрилин сообщила ему, что у нее недавно состоялось «свидание с будущим президентом Соединенных Штатов». По тому, как она это сказала, он понял, что Мэрилин имела в виду то, что она переспала с Джоном Кеннеди. Разговор этот состоялся за несколько недель до приведения президента к присяге. Информация об инаугурации Кеннеди и разводе Мэрилин печатались одновременно.
Рис. 5. Телеграмма Мэрилин своему психиатру в день ее тридцатипятилетия, 1 июня, 1961
Рис. 5. Телеграмма Мэрилин своему психиатру в день ее тридцатипятилетия, 1 июня, 1961.
Роман с президентом, а потом дружба с Робертом Кеннеди, Фрэнком Синатрой и его приятелями, — все это и легло в основу того мифа, которым стали последние дни Мэрилин Монро.
Примечания
1. Бейкер была фамилией первого мужа ее матери, умершего еще до рождения Мэрилин.
Глава 29
«Мэрилин Монро всего никогда никому не рассказывала».
Пэт Ньюком, пресс-секретарь Мэрилин и близкий друг семьи Кеннеди
«Мужчина, лишающий женщину иллюзий, подвергается опасности».
Слова Персиана Сейинга, процитированные сэром Артуром Конан Дойлем
Шла вторая неделя июля 1960 года. Теплой летней ночью, незадолго до начала съемок «Неприкаянных», вдоль береговой линии Тихого океана севернее от Санта-Моники, штат Калифорния, ехали в автомобиле два человека. Миновав ряд роскошных домов с фасадами, выходившими на океан, и обогнув припаркованные в два ряда машины, они тихо подкатили к обочине. Они разулись и босиком пошли по влажному песку вдоль линии прибоя, в ту сторону, откуда приехали.
Этими затерявшимися в темноте фигурами были переодетые в штатское офицеры из бюро расследования при окружном прокуроре Лос-Анджелеса. Дом, за которым они вели наблюдение, принадлежал Питеру Лоуфорду, актеру, женатому на Патрисии Кеннеди Лоуфорд, сестре кандидата в президенты. На этой неделе Кеннеди официально был выдвинут кандидатом в президенты от демократической партии. Судя по доносившемуся из дома шуму, Лоуфорды по этому поводу закатили вечеринку.
Старший из офицеров Фрэнк Хронек во время войны служил в разведке. В правоохранительных органах Калифорнии ему было суждено стать легендарной фигурой. Занимая должность старшего следователя в окружной прокуратуре Лос-Анджелеса, он был ходячей энциклопедией по всем вопросам, касавшимся его профессии, а также по некоторым, выходящим за ее рамки, — от организованной преступности и политической коррупции до изнаночной стороны шоу-бизнеса. Хронек обратился к своему высшему начальству с просьбой разрешить ему вести наблюдение за домом Лоуфорда, чтобы выяснись, нет ли среди гостей лиц, связанных с мафией. Его начальник, сторонник демократической партии, велел ему держаться от этого дела подальше, но Хронек этому распоряжению не подчинился.