— Мне нужно увидеть тело, — заявил Холмс, рассматривая пол возле кресла.
— Прямо сейчас? — саркастично уточнил полковник. — Так оно в морге, представьте себе.
— Нет, не прямо сейчас. Скажите, а это пресс-папье, которым его убили, или что это было — где оно лежало?
— На столе. Вот здесь, — полковник показал рукой, — почти возле самой его головы. Как будто его стукнули, потом бросили эту чёртову подставку и ушли.
Холмс поскрёб ногтем пол возле кресла.
— Что ж, здесь я всё осмотрел, доктор Уотсон, можете сесть обратно. Полковник, будьте так добры, расскажите нам о капитане. Что он был за человек? Насколько я понял, в Ситтафорде его очень уважали.
Джейн украдкой посмотрела на доктора — так и есть, он поднял на своего друга изумлённый взгляд. Обычно мистер Холмс был куда резче с людьми, позволявшими себе обидные слова в его адрес. Сейчас же он будто не замечал неприязни полковника.
— Всё-то вам надо знать, — пробурчал здоровяк, машинально протирая рукавом столешницу. — Он был… Особенный он был, вам, штатским, не понять. Штатские вечно обращают внимание на ерунду — как одевался, что любил на обед, сорил ли деньгами… Нет, не сорил. Не так их у него было много. Он исполнял свой долг, всегда, попрекнуть его нечем.
— А пытались попрекать? — осведомился Холмс.
— Ещё как! То он плох, потому что не женится. То — потому что не дал денег дураку Брэкстенхоллу, упокой Господи его душу, на очередную его дурацкую затею. Покойник просил в долг, да все же знали, что он никогда не отдаёт долги. Потом вдруг придумали, будто он вот-вот уедет в Лондон на некое мифическое повышение, но не говорит никому, чтобы не просили его составить протекцию. Понятия не имею, кто запустил этот мерзкий слух.
— Под ним не было совсем никаких оснований? Никакого неправильно понятого разговора, например?
— Да полная белиберда! Только идиоты вроде местных кумушек да частных детективов могут придавать вес подобным глупостям, которые вырастают на ровном месте, как грибы после дождя! Джозеф ушёл в отставку и едва сводил концы с концами. Иногда публиковал в местной газетёнке отрывки из своих мемуаров, чтобы было на что угля на зиму купить.
— Понятно. А его племянник?
— Сын сестры, — полковник произнёс эти слова недовольно, как будто сестра покойного нанесла ему несмываемое оскорбление. — Она вышла замуж за какого-то пройдоху, меньше чем через год его труп выловили из сточной канавы. Но ребёнка он ей заделать успел. Она, правда, угодила в психиатрическую лечебницу, за ней там вроде бы присматривал третий из их семьи, младший брат, он был врачом. Что с ней стало, я не знаю, и брата того много лет уже не видел, а вот племянничек объявился довольно быстро. Всё пытался денег из Джозефа выудить. Очень обижался, что этот форт не сдаётся.
— Думаете, это он убийца?
— Думаю, что больше некому. Да, мальчишка не похож на человека, способного хоть на какой-то поступок, ему бы юбку носить, ей-Богу. Но больше некому, и всё тут. Не о чем говорить. И расследовать нечего. Эмили, мне жаль.
Холмс подошёл к окну, отдёрнул штору, выглянул. Постоял немного, снова задёрнул штору. Джейн не надо было проделывать всё это, чтобы убедиться: знаменитый детектив не увидел ничего, кроме тумана.
— Он всегда вечером сидел в кабинете?
— Да, мемуары писал. Каждый день, кроме воскресенья.
— В какое время?
— С шести вечера до десяти или одиннадцати. Иногда засиживался до полуночи, но редко. Тогда я приходил и напоминал ему, что пора ложиться спать. Разумеется, в день убийства Джозеф пришёл сюда позднее, ведь часть вечера он провёл у Брэкстенхоллов.
— Вы не помните, когда он ушёл?
— Около семи. Может, в начале восьмого. Послушайте, мистер Холмс, я не пойму, зачем все эти расспросы? Дело прозрачно, как слеза младенца, вам на нём не заработать.
— Я не был бы так уверен в этом, полковник, — Холмс покачал головой. — Впрочем, вы, разумеется, можете оказаться правы. Случайно.
— Ну, знаете!.. Вы провели в Ситтафорде меньше часа, а уже имеете смелость строить предположения, вам не кажется, что это слишком?
— Строить предположения — моя работа, полковник. И не могу не отметить, что если бы вы хоть иногда занимались этим, вам не пришлось бы распродавать конюшню. Будьте благоразумны, не продавайте Цезаря, он ещё будет брать призы. Я прошу прощения, но нам надо идти, скоро стемнеет.
— Да ладно уже, — буркнул полковник, — оставайтесь в доме. Комнат здесь хватает, а я не людоед какой, выставлять вас на улицу в такую погоду.