— Да, Джон, — она села на один из стульев, Уотсон опустился на второй. — Я приехала, чтобы бороться со злом. Вы ведь знаете: у меня никого больше нет. Моя родня осталась в Коста-Рике, моя молодость осталась в Йоркшире[1], и даже тот, кто причинил мне больше всего боли, остался в Гримпенских болотах. Я теперь совсем одна, Джон. Но осталось зло. Оно ведь никогда не умирает, вы знали?
— Конечно. Как и добро, Бэрил.
— Возможно. Но зла на свете больше, и потому с ним надо бороться. Впрочем, кому я это говорю, — она снова рассмеялась, — вы ведь с мистером Холмсом именно этим и занимаетесь. Вам кто-то рассказал про Тревеллиана, да?
— Расскажите мне вы.
— О, он настоящее чудовище! Думаю, в аду его встретили фейерверками. Наверное, сразу поставили начальником где-нибудь. Вы знаете, это ведь он познакомил меня с Робертом.
— В Коста-Рике? Я думал, он служил в Индии.
— В Индии, Джон, именно в Индии. Вы, жители метрополии, отчего-то считаете, что только вам можно поехать сначала в одну страну, потом в другую, а больше никто так не делает. Мы с отцом были в Индии дважды… Впрочем, это неважно. Я не помню. Я уже многого не помню. Но капитан Тревеллиан — он уже тогда был капитаном — познакомил меня с Робертом. А я дружила с Хизер, которую он убил.
— Капитан Тревеллиан?
— Ну да. Вы не знали? Ха! Почти никто не знает. Даже его друг, представляете? Уже полковник, а всё ещё не знает, о, это так смешно! — миссис Стэплтон расхохоталась. — Он думает, Хизер отказала его драгоценному Джозефу. А она согласилась, Джон! Согласилась! Потому что он пообещал ей, что женится. Ну, и, конечно… Джон, вы часто обещали женщинам, что женитесь на них?
— Однажды было, — признался Уотсон.
— И как?
— Женился.
— Вы хороший человек, доктор. Что с ней теперь?
— Умерла.
— Что ж, сочувствую вам и рада за неё. Она прожила остаток жизни в любви и умерла, не зная предательства.
— Надеюсь, что всё так и было, Бэрил.
Уотсон ощущал себя странно — словно ему пришлось стать частью ритуала, смысла которого он не понимал. Эта пустая гостиная в доме напротив кладбища, где он пил чай и разговаривал с безумной женщиной, напоминала ему сцены из мистических романов вроде тех, что любила читать Мэри. Наверное, он бы не удивился, если бы сейчас дверь с ужасным скрипом отворилась, и в гостиную вошла вереница призраков в длинных белых одеждах.
Но ничего подобного не происходило. Безумная женщина рядом с ним неторопливо пила чай, пахнущий травами. Туман за окнами сгущался.
У Уотсона в чашке был чисто чёрный чай, крепкий и несладкий, как он любил.
Безумное чаепитие. Вот-вот прибежит кролик. Где же он? Действительно, опоздал.
— Это банальная история, Джон, — спокойно продолжала миссис Стэплтон, ставя чашку на столик. — Хизер забеременела. Он пообещал дать денег на аборт, но не сделал и этого. Спешно перевёлся в другой полк, подальше. У Хизер от волнения случился выкидыш, и она умерла. Истекла кровью. Я уехала домой с отцом. А потом меня нашёл Роберт… Зло ото зла, Джон. Я просто разматываю нить назад. Хотела размотать.
— Но вас опередили?
— Да. Я подсыпала ему травы, безобидные, от сердца. Он ведь принимал и сердечные лекарства, вы понимаете, да, Джон?
Уотсон понимал. Чрезмерная доза сердечных средств может убить. Один из самых страшных ядов — дигиталис, лекарство, которое назначают при заболеваниях сердца.
— Я не скажу вам, как делала это, простите. Не хочу доставлять неприятности хорошему человеку. Но мне понадобилось бы ещё месяца два, не меньше. А кто-то устал ждать.
— Вы не знаете кто?
— Я не знаю, — миссис Стэплтон отпила чай и, подавшись вперёд, к Уотсону, прошептала: — Но я догадываюсь.
— И кто же?
Она снова рассмеялась.
— Не скажу, Джон. Ни за что не скажу. Зло должно быть наказано, понимаете? Иначе оно снова возродится. Тогда, когда он убил Хизер, зло не было наказано — и Роберт женился на мне.
— Но ведь убийство — тоже зло, Бэрил. Зло, которое покарало зло, не стало добром. Если вы не скажете мне, то оставите зло безнаказанным.
Миссис Стэплтон задумалась.
— Пожалуй, вы правы. Но тогда я тем более не скажу вам. Ведь вы с мистером Холмсом должны сами найти разгадку. Иначе не по правилам, а добро должно считаться с правилами. Ищите. Вы найдёте, я уверена. Нашли же вы Роберта и его ужасного пса.
— Может быть, вы хотя бы дадите мне зацепку?
— Зацепку? — оживилась миссис Стэплтон. — Зацепку дам. Зацепка — Хизер.
Джейн была недовольна собой. Ей пришлось распустить три ряда, потому что вчера вечером, слушая Эмили, она совершила глупую ошибку: три раза, сделав накид, не провязала две петли вместе и кое-где, где по рисунку полагалось сделать пять лицевых, сделала шесть. Теперь её невнимательность наказана. Джейн ужасно не любила переделывать работу. Наверное, потому, что ненавидела ошибаться.
1
Стэплтон «женился на некой Бэрил Гарсиа, одной из красавиц Коста-Рики, растратил казенные деньги и, переменив фамилию на Ванделер, бежал в Англию, где вскоре открыл школу в восточной части Йоркшира. Этот род деятельности он избрал потому, что сумел воспользоваться знаниями и опытом одного учителя, с которым познакомился в пути. Но его компаньон, Фрезер, был в последней стадии чахотки и вскоре умер. Дела школы шли все хуже и хуже, а конец у нее был совсем бесславный. Супруги Ванделер сочли за благо переменить фамилию и с тех пор стали именоваться Стэплтонами» («Собака Баскервилей»).