– Мне очень жаль, господа, – журчал Служка, – но в этот самый момент Дама Либис занята поиском некоего ключа в хранилище священных текстов. Все, что нам остается, – ждать. Поверьте, я искренне сожалею о неудобствах, которые это вам доставляет. Но попытайтесь смотреть на вещи разумно. Разве в последние несколько месяцев храм не стал источником целого ряда потрясающих по своей силе и многообразию откровений и провидений? Должен признаться, господа, что сам я ощущаю неколебимый оптимизм, при всей мрачности обстоятельств. В конце концов, каким бы опасностям ни подвергала нас Богиня, она же нас от них и избавляла, пусть хотя бы это послужит вам утешением.
Поззл наградил Служку взглядом, полным плохо скрытой злобы. Представители властной элиты имеют склонность брать на учет каждую мелкую монетку лести из того налога почтительности, которым они облагают подчиненных, и Старейшин порядком злило, что Служка их в этом отношении постоянно обсчитывал, да еще и обсчитывал-то, нагло ссылаясь на тот самый храм, из-за которого и начался всеобщий разор и уничижение. Сиплым от злости голосом, но все-таки сдерживаясь, Старейшина заговорил:
– Пройти такой долгий путь, Младший Служка, – его рука взметнулась вверх, – чтобы обнаружить нехватку одной крохотной детали скелета, делающей, однако, его силу совершенно недостижимой для нас, да еще нет ответа на вопрос, чем вообще может нам помочь этот костяк против монстров снаружи, – все это в высшей степени раздражает. Я бы даже сказал, приводит в ярость…
Старейшина Смоллинг, хлипкий, неказистый человечек, успокоительным жестом положил руку на плечо Поззла, словно желая предупредить удар.
– Нетрудно заметить, Служка, – потекла его гладкая речь, – особенно вон с того северного выступа, – и он указал на гигантский череп, пустые глазницы которого были устремлены в небо, – что стена, атаки на которую не прекращаются, уже сильно прогнулась в нескольких местах, и никакие, далее самые решительные контрмеры не в состоянии поддерживать ее долее нескольких дней. Может быть, рука все же лежала где-нибудь среди тех камней, под которыми были найдены остальные кости? Если потребуется, мы превратим в груду щебня все нагорье, чтобы найти ее, невзирая ни на какие расходы.
Тут у Поззла вырвался сдавленный стон бессильного гнева, а широколицый Хэмп заметно позеленел. Служка отрицательно покачал головой, приподняв брови в знак недоуменного сожаления.
– В этом-то и заключается вся проблема, господа, но, как уже неоднократно бывало в данном случае, именно в ее решении лежит ключ к нашему общему спасению. Видите ли, Дама Либис совершенно убеждена, что еще в бытность свою послушницей этого храма, проходя необходимую для жрицы подготовку, она слышала, что кисть руки была отделена от тела гиганта, – собственно, упоминание было настолько беглым, что, лишь убедившись в невозможности ее отыскать, жрица вспомнила о нем. Но неужели вы не понимаете? Если ей удастся обнаружить летописные основания этой легенды в архивах, то вместе с ними скорее всего отыщется и описание места, где следует искать недостающую руку.
– Если она, конечно, вообще где-нибудь существует, – пробормотал еле слышно Поззл, бросая лихорадочные взгляды на кипевшие у них над головами работы.
К концу дня, по мере того как солнце близилось к закату, деятельность рабочих явно свелась к последней подгонке деталей. Все кости Пастура, которые только удалось обнаружить в Оссваридоне и привезти в город, уложили на места, так что скелет был собран почти целиком, не хватало лишь правой руки. Весь день напролет Старейшины появлялись кучками по нескольку человек, стояли у храма, входили в него и выходили вновь и наконец уходили восвояси. Теперь, когда ажурная тень скелета, точно клетка причудливого, неземного рисунка, нависла над крышами восточных районов города, большая группа этих достойных граждан собралась перед дверьми, готовыми, как им хотелось надеяться, произвести на свет долгожданное решение проблемы.
Двери резко распахнулись. Из них, потрясая в воздухе клочком пергамента, словно порыв штормового ветра, вылетела жрица святилища и в порыве энтузиазма понеслась вниз по лестнице, но на середине затормозила и обернулась к поджидавшим ее Старейшинам. Ее миниатюрная фигурка также отбрасывала длинную тень. Отцы города сгрудились вокруг нее, точно пчелиный рой вокруг матки. Голос женщины, раскатистый и звонкий, разносился далеко, хотя разобрать слова было невозможно. Блуждая меж каменных строений, среди которых вдруг вырос костяной лес, звуки проникали в каждый изгиб оссария, поражающего воображение, как древний собор. Остальные, столь же миниатюрные, фигурки окружили жрицу и слушали не шевелясь, точно завороженные. Но вот мелодика ее речи переменилась, руки вспорхнули, и рой Старейшин тут же рассыпался, точно рассеянный взрывом невидимой словесной бомбы. Ниффт повернулся к Кандросу, бок о бок с которым они сидели на длинной перекладине, протянувшейся над просторными арками ребер гиганта. Взгляд Ниффта, нехотя оторвавшись от созерцания картины прямо под ними, устремился к северной стене города.
– Кандрос, ты заметил, за теми частями стены, которые стадо не атакует непосредственно, как будто идет какая-то возня, затеянная крохотными существами, почти призраками? – И он передал капитану саперов фляжку с вином, которая у них была одна на двоих. Кандрос сначала основательно приложился к ней, а уж потом ответил:
– Да. По-моему, это просто люди. Интересно, что им там нужно. Может быть, золото, которым обмазана стена? Лучникам они явно не дают сидеть без дела.
Ниффт кивнул с торжественным и просвещенным видом человека, только что выслушавшего доказательство весьма хитроумной теоремы.
– Воры. Ну разумеется. Они, наверное, сбежались сюда со всех городов побережья с тех пор, как прошел слух о золочении. – Получив назад фляжку, он сделал паузу, чтобы воспользоваться ее по назначению. – Знаешь, Кандрос, искренние дружеские чувства, которые я к тебе питаю, побуждают меня сделать одно признание. Я и сам имею некоторое представление о специфике воровского ремесла.
Кандрос в свою очередь тоже кивнул, принимая от него фляжку.
– Всякий, кто хотя бы немного знаком с жизнью, имеет некоторое представление о специфике воровского ремесла, – сказал он. И тоже использовал фляжку по назначению.
Когда на город опустилась темнота, крупная партия обвешанных фонарями фургонов устремилась от подножия акрополя к гавани. Там с концом светового дня начиналась новая трудовая вахта.
На заре из доков вышел огромный плот. На него опирался массивный кран, стрела которого нависала далеко над волнами. Тяжелые понтоны из сваренных воедино металлических бочонков служили противовесом, необходимым для работы. Она началась с первыми лучами солнца и состояла в поиске и извлечении со дна гавани – с помощью ныряльщиков – целой серии крупных, бородатых от водорослей, покрытых коростой ракушек блоков, самый длинный из которых имел восемнадцать Футов в длину. Вскоре в доках их скопилась целая груда. Все они были найдены в одной сравнительно узкой зоне, примыкавшей к Посоху примерно на полпути к открытому морю. Точнее говоря, около половины этих удлиненных объектов пришлось выковыривать прямо из-под Посоха, для чего сначала потребовалось откачать огромное количество песка и ила, что и было сделано при помощи помп, приводимых в действие мехами; для них соорудили отдельные плоты, каждый из которых обслуживали дюжины ныряльщиков и механиков. Как только поднятые со дна моря фрагменты оказывались в доках, на них наваливалась целая команда людей, вооруженных пилами и топорами для снятия чешуи, какими обычно пользуются рыбаки при разделке крупных морских рептилий. То, что затем грузили в фургоны и везли к ведущим из гавани воротам, с первого взгляда можно было опознать как кости; века пребывания на дне нисколько им не повредили, так что после тщательной чистки кто угодно, даже человек, не имеющий и зачаточных представлений об анатомии, безошибочно определил бы, что перед ним – составляющие гигантской ладони.