Она открыла глаза и улыбнулась ему.
— О, жизнь научила меня надеяться только на себя.
— С детьми все будет в порядке, — сказал он. — Все будет сделано. Они ни в чем не будут нуждаться. Когда они выйдут замуж, они получат приданое.
Она отвернулась. Наверное, он ждет ответа, подумала она. Нет, еще не сейчас. Она должна выждать. Ей надо все обсудить с Эстер. Она должна дать Ричарду еще один шанс: может быть, узнав, что она намерена оставить его, он наконец примет решение.
— Вы ведь понимаете, что я не могу быть на вашем празднике, — сказала она.
— Праздника не будет, — ответил он. — Все отменяется.
— Потому, что я должна играть в Хаймаркет?
— И потому, что я тоже буду там.
— Вы? Но...
— Где вы, — ответил он, — там должен быть и я. Теперь будет так. С этого момента и навсегда.
В Ричмонд приехал Ричард. Увидев его, она закричала от радости, ибо боялась, что он читает в газетах о постоянных визитах герцога, но ошиблась. Ричард приехал сообщить ей, что пришло письмо от Уилкинсона, который приглашает ее выступить в Лидсе и Йорке.
— Уилкинсон должен тебе хорошо заплатить, — сказал Ричард. — Я бы не согласился на меньшее, чем он платил Саре Сиддонс, когда она там играла, и Элизабет Фаррен он платил столько же, я слышал.
Ричард мог прекрасно устраивать ее дела, когда речь шла о деньгах, он готов был заставить ее разорвать контракты, если была возможность в другом месте заработать больше. О, да, Ричард становился очень активным, когда хотел заставить ее заработать как можно больше, чтобы все могли жить в комфорте.
Она чувствовала себя несчастной. Она понимала, что плохо обошлась с Уильямом, которому из-за нее приходится отменять праздник, но она думала и о том, что если ей удастся ненадолго от него уехать, то, возможно, она и реализует свои планы в отношении Ричарда.
Дороти прочитала письмо Уилкинсона.
— Да, — сказала она, — это хорошее предложение. Сто пятьдесят фунтов за неделю работы.
Глаза Ричарда заблестели, и Дороти посмотрела на него с презрением. Однако она обрадовалась возможности уехать. «Когда я вернусь, думала она, я буду точно знать, что мне делать».
Гастроли на Севере оказались самыми неудачными из всех, какие у нее когда-либо были: спектакли в Ричмонде и постоянные размышления о будущем измучили ее настолько, что она была не в силах работать. Более того, прошло семь лет после ее последних выступлений в Йорке, и публика была настроена весьма критически по отношению к ней, прославленной лондонской актрисе. Они не собирались аплодировать ей только за то, что она популярна в Лондоне. По этой причине их настороженность оказалась даже чрезмерной.
В день открытия гастролей ей предстояло играть Пегги в «Деревенской девушке» и Нелл в «Затруднительном положении», но у нее явно не было сил для двух пьес.
— Я не могу играть в обеих, — сказала Дороти
Уилкинсону. — Я совсем больна. Им придется довольствоваться Пегги.
— Публике это не понравится. Ведь им обещали Нелл, и вы знаете, что это не лондонская публика. «Деревенскую девушку» здесь никогда хорошо не принимали, они считают ее слишком фривольной.
Дороти рассмеялась.
— Вы забыли, какие они, — сказал Уилкинсон. — А вот Нелл им понравится.
Однако ей удалось настоять на своем, и в итоге зал был полупустым, а публика — равнодушной. Она была совершенно уверена, что провинциальные актрисы шепотом говорили друг другу: «Интересно, что она о себе думает? Ей просто повезло, что она там, где она есть. Сначала она обвела вокруг пальца Ричарда Дэйли, потом Ричарда Форда, отец которого практически хозяин Друри-Лейн, а теперь и до герцога Кларенса добралась. Знаем мы, какие у нее таланты».
Ничего нет хуже, чем играть перед притихшим залом, Дороти предпочла бы, чтобы зрители были открыто недоброжелательны. После «Деревенской девушки» были довольно жидкие аплодисменты, и она в ярости убежала за кулисы. Там ее уже ждал Уилкинсон.
— Если вы споете для них, — сказал он, — все может обернуться по-другому.
— Почему я должна петь? Я устала. Да и не заслуживают они этого.
Уилкинсон взял ее руку и сказал:
— Вы помните, как вы все приехали ко мне в Лидс, вы и ваша семья, и я дал вам шанс, о котором вы просили?
— Я никогда этого не забуду.
— Тогда сделайте это для меня, идите на сцену и спойте.
Конечно, она не смогла ему отказать, вернулась на сцену и спела несколько своих песенок. Реакция, как и предполагал Уилкинсон, была мгновенной. Может быть, они остались равнодушны к ее Пегги, но песни им нравились. Уилкинсон стоял в кулисе и, улыбаясь, слушал громоподобные аплодисменты и крики «бис». Ситуация была спасена.