— Я сам виноват, — серьезно ответил он, — у меня была девушка, очень миленькая, но чересчур… э… неромантичная, что ли. Этакий идеал для сорокалетних.
Я удивилась его откровенности: было видно, что Олег говорит правду, и это ему нелегко.
— А какой идеал у сорокалетних? — спросила я. — Мне недолго осталось до этого возраста, уж просветите заранее.
— Нет, вы никогда не станете сорокалетней! — запротестовал он, смутился и продолжил тихим голосом: — Вам не грозит старость, я это хотел сказать. Ваше лицо всегда будет ясным и молодым, даже если его покроют морщины.
— О! — Я стояла как громом пораженная. — Вы говорите как поэт, а не как молодой адвокат.
— Пойдемте, — сказал он и взял меня за руку. Мы сели за столик, и я вдруг почувствовала зверский голод. Подошла толстая официантка.
— Доброе утро, Олег Станиславович, — улыбнулась она, уставившись на моего спутника, — вам как всегда?
Он обернулся ко мне:
— Я часто бываю здесь до работы. Обычно беру фруктовый салат и несколько пирожных, здесь очень вкусные пирожные. А вы что будете?
Я, сглатывая слюну, заказала яичницу с беконом, мясной салат, несколько пирожных по совету Олега и большую чашку кофе. С каждой минутой мне становилось все веселее, не такой уж глупой оказалась эта затея с прогулкой. Из окна я видела шоссе, лес, упирающийся верхушками сосен в облака. Жизнь казалась прекрасной.
Олег заметил мой взгляд.
— Там, за лесом, совершенно потрясающее озеро, — сообщил он с лукавым видом, — можно искупаться потом.
— На полный желудок? — ужаснулась я.
— Марина, как вы обычно развлекаетесь? — вдруг спросил он.
Я тщательно прожевала бекон, отхлебнула сока из его бокала. Он следил за мной.
— Читаю, хожу в рестораны, гуляю, пью, треплюсь по телефону…
Он покачал головой. Я не знала зачем, но мне ужасно захотелось, чтобы этот мальчик понял, что моя жизнь полна удовольствий и смысла. У меня было такое ощущение, что я рассказываю учителю, как провела летние каникулы.
— Ладно, оставим.
Во время завтрака он принялся рассказывать мне о своей работе, он оказался весьма занятным в роли рассказчика — изображал в лицах судебный процесс, вскакивал из-за стола, говорил разными голосами. Я хохотала до упаду. Олег, тыча пальцем в мою сторону, воскликнул:
— А вас я обвиняю в том, что вы не выполнили свой человеческий долг. Вы позволили любви пройти мимо, пренебрегли обязанностью каждого живого существа быть счастливым, выбрали путь уверток и смирились! Вы заслуживаете самого жестокого приговора, и я приговариваю вас к одиночеству.
Он замолчал, залпом допил свой сок и сел. В кафе было пусто, только официантка из-за барной стойки захлопала в ладоши. Олег кивнул ей.
— Страшный приговор, — произнесла я с улыбкой.
— Самый страшный, — уточнил он, оборачивая ко мне красивое, серьезное лицо, — лично для меня нет ничего ужаснее, впрочем, как и для всех остальных. Только в этом никто не признается. А мне временами хочется выть: любите меня, любите, любите!
— Мне тоже, — вырвалось у меня.
Мне вдруг представилась моя квартира, угол стены против кровати. Опущенные занавески, старомодная картина, маленький шкаф налево от двери. Все то, что я видела каждый день утром и вечером и на что я, вероятно, буду смотреть еще много лет. Где-то сейчас Егор… Что он делает? Он не вправе, никто не вправе присуждать меня к одиночеству!
— Вы, наверное, думаете, что я решил разыграть перед вами комедию? — негромко произнес Олег. — Захотел растрогать вас?
В его светлых глазах мелькнула тревога.
— Нет, что вы, — поспешно ответила я, — я подумала просто, что вы слишком молоды для всего этого… и слишком любимы.
— Для любви требуются двое, — возразил он, — пойдемте погуляем, такая погода хорошая.
Мы вышли и направились к лесу. Я вдруг почувствовала нежность к этому мальчугану, молча бредущему рядом. Или это была нежность к небу, такому высокому и ясному, к травам, вдоль которых разгуливал ветер?
— Вам грустно?
Обернувшись к нему, я только улыбнулась в ответ.
— Мне хотелось бы, чтобы вы были счастливы, — сдавленно прошептал Олег, — я вас совсем не знаю, но мне хотелось бы… я… да что там, я восхищаюсь вами!
Руки плетьми висели вдоль его длинного красивого тела, взгляд светлых глаз был устремлен на мое лицо — жадный, смущенный, дерзкий взгляд. Мне стало жарко и невыносимо стыдно. Я хотела только одного сейчас — упасть в траву и целовать эти губы, глаза, руки. Я не испугалась своих желаний, но стыд окрасил мои щеки помидорным соком.
— Что с вами?
— Хочу искупаться, — резко сказала я и прибавила шаг.
Я знала, как это бывает, я пару раз изменяла своим официальным любовникам со случайным попутчиком, с неожиданно встретившимся одноклассником. Страсть, внезапные признания или еще что-нибудь толкало нас в объятия друг другу, а потом приходилось лгать, прятать вожделение в глазах и мучиться угрызениями совести. Лелька учила меня быть беспечной в этом отношении, но, видимо, этому нельзя научиться. Я всегда сожалела о случившемся, даже если это было наслаждением, мимолетным, но горячим.
Сейчас плотские желания охватили меня настолько сильно, что стало страшно. Я шагала и шагала, краем глаза улавливая движения Олега за своей спиной, и кусала губы от отчаяния. Я пыталась подумать о Егоре, чтобы разбить это наваждение, но образ любимого отказался спасать меня, словно принуждая действовать самостоятельно. Я была взрослой женщиной, которая вожделела мужчину, вот и все, ничего страшного.
Я обернулась в тот момент, когда Олег протянул ко мне руки, так получилось, что я сразу попала в его объятия. Секунда — и зеленое море приняло наши тела…
Не помню, как мы раздевались, но, когда все было кончено, я увидела на кустике свои трусики, рядом висела майка Олега. Все еще тяжело дыша, я расхохоталась, дергая коленками и шлепая ладонью по его груди. Он не сводил с меня восхищенных глаз.
— Вы замужем? — вдруг спросил Олег и поспешно добавил: — Не подумайте, я вовсе не хочу все испортить. Мне просто нужно знать, как вам живется.
Я нахмурилась:
— Нет, не замужем.
— Я просто вижу, что вы влюблены. Просто знаю, и все…
Он хотел еще что-то сказать, но я перебила:
— Олег, как ты меня нашел?
— Я понял, что это ваш дом.
— Какой понятливый! — Я разозлилась почему-то. — Все знает, все видит, может быть, ты скажешь, что лучше меня разбираешься в моей жизни?
Я резко села.
— Я не говорил этого, Марина!
— У тебя есть сигареты?
Я успокоилась так же внезапно, как вышла из себя, со мной всегда так происходит.
Он протянул мне сигареты, щелкнул зажигалкой.
— Извини, я не… мы не предохранились, — вспомнил Олег, — я потерял голову.
— Не волнуйся, — произнесла я снисходительно, — я пью таблетки.
— Я же говорил, ты влюблена.
— Очень логично, — хмыкнула я.
— Ты бы не стала постоянно спать с мужчиной, если бы не любила его!
— Мальчик мой, не слишком меня идеализируй! Я очень цинична и зла, у меня бывают депрессии. Я хищная, малодушная, расчетливая стерва!
Он рассмеялся и смеялся долго, заливисто, пока я не присоединилась к нему. Резко остановившись, Олег вдруг спросил:
— А почему ты не вышла за него?
— Независимость. Свобода. — Я обвела рукой вокруг.
Я не лгала ему в этот момент, я обманывала саму себя. Неожиданно я стала рассказывать Олегу о своей юности. Мы лежали голышом в траве, и я говорила, говорила. Меня давно так никто не слушал, это было так больно и так потрясающе, что мой чуткий партнер не мог не заметить, что со мной что-то происходит.
— Ты ведь сожалеешь не о том, что прошла юность… Ты сейчас моложе, чем десять лет назад, — сказал он, перебирая мои волосы, — расскажи мне, почему ты цепляешься за прошлое?
— Я не цепляюсь, — возразила я, — мне просто хочется стать кем-нибудь другим.
— Зачем?