— Хм… пальцы длинные, костистые? Когти кажутся продолжениями костей фаланги? — продолжила пытать меня куратор, но уже специфическими вопросами. — На ногах такие же? Сумел рассмотреть? Вспоминай.
— На руках точно такие, да! — я наморщил лоб, стараясь максимально воспроизведи сцену в уме. — А вот на ногах… поначалу-то она в каких-то тапках была, калоши не калоши, что-то такое. Вот потом… не помню.
— Когда только увидел старуху, как она шла? — продолжила допрос Юлия. — Прямо или сгорбившись?
— Горбатилась сильно, — припомнил я, — но без клюки шла. И в тряпки была прям замотана, но я внимания на это не обратил. У нас в деревне бабки часто так ходят. Старики сильно мёрзнут, поэтому решил, что нормально.
— По виду выходит кикимора, лихо или Яга, но последняя вряд ли, — сделала вывод по услышанному Юлия. — Она бы к людям не пошла, постаралась бы пацана сразу в лес утащить и сожрать. Но, блин, ничего не сходится!!! Не схо-ди-тся!!! Млять!!!
Девушка в истерике принялась лупить по рулю, а я даже немного испугался, не зная, что делать. Почти впервые я видел у всегда хладнокровной и даже какой-то равнодушной Обресковой такую вспышку. Причём на ровном, казалось бы, месте, в бытовой ситуации. Хотя на неё порой накатывали вспышки эмоциональности, но ничего похожего на сегодняшнюю не было. Так что я предпочёл не трогать Юлию, пока та сама не успокоится. К счастью, это случилось довольно быстро.
— Извини, — в ней как будто что-то переключилось, и куратор снова стала привычной мне ледышкой. — У меня бывает такое, особенно когда дело касается детей. Старая психологическая травма.
— Ты из-за этого с оперативной работы ушла? — осторожно поинтересовался я.
— В том числе, — кивнула девушка. — Ладно, не забивай себе голову. Под твои показания попадают несколько видов нечисти. Прежде всего это кикимора и лихо. Яга не любит толпы людей. Могут отдельные особи болотниц и лешачих попадать, но очень вряд ли. Те совсем дикие, кинулись бы прямо в толпе. Но при этом факты не сходятся! Совершенно!
— А поподробнее можно? — я решил не трогать прошлое Обресковой и сосредоточится на текущем деле. Захочет — сама потом расскажет. — Вроде же все улики есть. Надо ловить эту тварь.
— В том и дело, что по сути улик нет, — грустно ухмыльнулась Юлия. — Только твои слова. Пацан молчит, как рыба об лёд, ни слова не вытянешь. Пробили его по базе — родителей нет. Усыновлён родной бабкой пять лет назад. По документам выходит, той самой, которая на тебя кинулась. Краткий опрос соседей показал, что изменений в поведении никто не заметил. Сегодня, когда пошла с внуком на праздник, разговаривала со многими, ничего необычного никто не заметил. Подмену, конечно, отметать нельзя, но мой опыт говорит, что она если и была, то очень давно.
— И пять лет дух жил с ребёнком и даже не попытался его сожрать? — я недоверчиво уставился на куратора. — Да и при усыновлении проверка должна же быть обязательно. И социальные службы тоже. У нас же там отделение есть.
— Вот и я про то же, — кивнула девушка. — А ещё на месте вашей драки маятник не показывает никаких эманаций. На пацане что-то есть, но очень слабым фоном. А главное, что направленность установить не получается. Это вполне может быть случайное воздействие духа, тем более что живут они в частном секторе, а там, сам знаешь, и домовые, и дворовые, короче, каждой твари по паре на квадратный метр.
— И чем это грозит? — я уже понял, что дело оказалось далеко не такое простое. — Я же видел эту бабку. Надо её просто найти и поймать, и все вопросы сами собой отпадут.
— А кто это будет делать? — вздохнула Юлия. — У бюро нет причин открывать дело. Тут скорее тебя будут пытаться привлечь к ответственности за нападение. Ничего, конечно, не получится, нет тела — нет дела, как говорится, но нервы помотать могут.
— И что теперь, всё бросить и забыть? — в душе поднялась волна злости. — Там жеребёнок был! И неизвестно, что она эти пять лет с ним делала! Нет эманаций! Как будто маятник — панацея! Вон у нас тоже эманаций не было, а потом целый патриарх вылез!
— К сожалению, бюро — это государственная структура и, как любая другая, подвержена бюрократии, — тяжело вздохнула Обрескова. — Но ещё хуже, что она создана не только помогать людям, но и контролировать одарённых. Нас боятся не меньше, чем потусторонних тварей, как бы ни было обидно это слышать. И именно поэтому в бюро такой вес имеет фракция неодарённых. Они считают, что технический прогресс в итоге может заменить нас. И больше полагаются на результаты разных экспертиз, чем на слово одарённого.
— Боятся, — я горько усмехнулся. — Мы их защищаем, рискуем жизнью, а они нас боятся.