Вторая икона была еще скучнее. На ней даже не было человеческих фигур. Савелий удивился. Насколько он знал, перед иконами молились, били поклоны и ставили свечки. Перед этой иконой молиться было незачем. Она была совершенно пуста. Только по углам виднелись какие-то волнистые перекрестные линии, да в самом низу стоял ряд маленьких ветвящихся силуэтов, похожих на примитивно нарисованные деревья.
Савелий почесал затылок, повертел иконы в руках, вглядываясь. Осмотрел тыльную сторону (обыкновенное, почерневшее от времени дерево). Понюхал. Даже осторожно полизал. Бабкин сундук ни на йоту не приблизил его к цели. Бог оставался непознанным и невидимым. Согбенный старик с кирпичами никак не мог претендовать на роль главного недоброжелателя. Савелию вдруг почудилось, что он слышит чей-то тихий смех.
Он вздохнул, покидал иконы обратно внутрь, захлопнул крышку и кое-как привесил замок, стараясь не задумываться о том, что скажет в оправдание, когда бабка вернется.
Но бабка не вернулась.
На третье утро своего пребывания в больнице, достав всех врачей и медсестер абсурдными требованиями, она вдруг исчезла. Сторож на первом этаже будто бы видел часа в три ночи, что какая-то старуха выходит из больничных ворот, опираясь на клюку. Правда, сторож слыл известным борцом с зеленым змием, и по ночам наблюдал не только старух с клюкой, но и кое-что поинтереснее. Как бы то ни было, в милиции завели дело, разослали по районным отделениям фотокарточки с описанием примет, и на этом успокоились. Медсестры с врачами облегченно вздохнули, избавившись от вздорной пациентки. А бабку Клаву так и не нашли. Сундук остался стоять взломанным, бабкину комнату мать закрыла на ключ и входила туда лишь ради уборки.
Может из-за взлома сундука, может еще из-за чего, но на Савелия с тех пор неприятности посыпались как из рога дурного изобилия. Двойки по основным предметам превратились в колы, физрук стал третировать изощреннее, а классная руководительница сделала Савелия постоянным дежурным, над чем потешался весь класс, а особенно девочка Катя, к которой он был еще по-детски неравнодушен.
Вдобавок к школьным хулиганам присоединились «новостроечные». Так называли отпетых бандитов, что переехали из бараков и деревень в только что отстроенный неподалеку микрорайон. В конце концов Савелию сломали ногу, он пропустил три недели занятий и остался на второй год. «Новостроечные» каждый день собирались у него под окнами и орали на весь огромный двор про «выходи» и вторую ногу.
Мать молча качала головой, ничего не говорила и только плакала.
Потом ее убили.
Неизвестно кому мог помешать простой работник районной библиотеки. Матери перерезали горло и скинули в шахту канализации. Снова был красный гроб, снова были толпы родственников, чужие ладони на голове, вопросы об уроках и «бедный мальчик». Только теперь Савелий был совсем один, а на телевизор не стали выставлять икон. Мать похоронили рядом с отцом, родственники шумной гурьбой пожрали-выпили и свалили в зимнюю темноту. Когда встал вопрос, что делать с малолетним сиротой, ни один из них не объявился. Никто не захотел брать обузой пацана, который словно магнитом притягивал неприятности. Квартиру опечатали и сдали под временную опеку каким-то родственникам, а за одиннадцатилетним Савелием приехала дородная официальная тетенька на черной «Волге» и отвезла его в детский дом.
Тут-то Савелий и понял, что у него кончилось счастливое детство. Ибо даже «новостроечные» не могли сравниться с персоналом и воспитанниками общеобразовательного интерната «Веселые сосенки». Худой дистрофик с дурацким именем с первого дня стал круглосуточным объектом издевательств. Румяным домашним школьникам было далеко до местных изможденных чудовищ, которые уже к детскому саду знали, как устроен мир и что нужно делать для повышения собственного статуса. Новоприбывших «семейников» встречали не только стандартные ночные упражнения (пятеро держат, трое избивают), но и такие деликатесы, как дерьмо в каше, моча в супе и чистка унитазов волосами. Воспитатели старались не отставать от подопечных. За громко сказанное слово они привязывали к кроватям, за громко сказанное плохое слово - приковывали к батареям, для профилактики запирали на несколько дней в темных комнатах, морили голодом, не давали пить и заставляли ходить под себя, после чего водили в голом виде по коридорам во время перемены. Их излюбленным методом воспитания была «птица-тройка», изобретенная каким-то совсем уж неистовым извращенцем. Троих воспитанников, уличенных в невнимательности на уроке, связывали спиной друг к другу (провод ниже коленей, руки подняты, скованы вместе самодельными наручниками) и заставляли бегать вверх-вниз по лестницам, постоянно меняя направление. Со стороны было смешно наблюдать за попытками синхронно передвигать связанными и разнонаправленными ногами. По мнению воспитателей это приучало к дисциплине, вниманию, развивало моторику и координацию движений, как отдельно, так и в группе. То, что это упражнение заканчивалось иногда поломанными ребрами и конечностями, проходило по разряду «лучше запомнят».