– Эй! Посмотрите-ка… Кто-нибудь понимает, что происходит? – спросил он.
Ответа не последовало. Все были слишком заняты своими делами. Диковинное пение не смолкало.
– Послушайте, я ведь всего-навсего инженер, – сказал Долби. – Объясните же мне, гении-теоретики, что это такое? Алан… по-твоему, это в порядке вещей?
Алан Эдельштайн поднял глаза и рассеянно взглянул на большой экран.
– Всего лишь случайные данные, – пробормотал он.
– Случайные? Что ты имеешь в виду? Изображение обретает какую-то форму!
– Компьютеры вышли из строя. Конечно, это случайные данные, что же еще?
– Я бы в жизни не назвал это «случайностью». – Долби впился в изображение взглядом. – Оно же двигается. Там что-то есть, клянусь. Почти живое… Такое чувство, что ему вздумалось выпрыгнуть. Грегори, ты это видишь?
Хазелиус посмотрел на экран и на миг замер в изумлении.
– Рей? Что это с визуализатором?
– Понятия не имею. Послушайте, а мне поступает совершенно упорядоченный поток данных от детекторов… По-моему, «Изабелла» работает вполне нормально.
– Что означает эта картинка на экране?
Чен взглянула на большой монитор, и ее глаза расширились.
– Боже… Не знаю.
– Оно движется, – произнес Долби. – И как будто… приближается.
Детекторы продолжали петь. В кабинете от этого громкого воя стоял непрерывный гул.
– Рей, да это же пустая информация, – сказал Эдельштайн. – Компьютеры накрылись… Зачем обращать на это столько внимания?
– Не сказал бы, что это бессмыслица, – пробормотал Хазелиус, не сводя с монитора глаз. – Майкл, а ты что думаешь по этому поводу?
Специалист по частицам смотрел на визуализатор, будто околдованный.
– Ничего не понимаю… Ни цвета, ни формы не соответствуют ни энергии частиц, ни зарядам, ни классам… Такое впечатление, будто это некое странное облако из магнитно удерживаемой плазмы.
– Говорю же, – воскликнул Долби, – оно движется и вот-вот выйдет. Похоже на… Господи! Что это?
Он сильно зажмурился, будто от приступа дикой боли. Возможно, ему что-то привиделось. А когда открыл глаза, на экране, постепенно увеличиваясь в размерах, продолжало что-то двигаться.
– Выключите! Выключите «Изабеллу»! – заорала Мерсер.
Монитор вдруг изрезали помехи. Мгновение спустя он погас.
– Что за чертовщина? – закричала Чен, принимаясь неистово бегать пальцами по клавиатуре. – У меня исчезли все набранные данные!
Посередине большого экрана внезапно высветилось два слова. Вся команда ученых затаила дыхание. Стих даже голос Волконского, не смолкавший от оживления. Замерло все вокруг.
Волконский вдруг разразился отчаянно-напряженным и надрывно-истерическим смехом.
– Сукин ты сын! – взревел Долби, охваченный приступом ярости. – Это все твои штучки! Ты все подстроил? Ты?
Волконский закрутил головой, тряся жирными волосами.
– По-твоему, это смешно? – прогремел Долби, сжимая кулаки и делая шаг в сторону программиста. – Сорвал эксперимент, в который вбухали сорок миллиардов долларов, и заходишься от хохота?
– Ничего я не срывать, – огрызнулся Волконский, вытирая рот рукой. – Иди к черту!
Долби обвел взглядом всю группу.
– Кто это сделал? Кто выкинул этот идиотский фокус? – Он снова посмотрел на монитор и, сотрясаясь от бешенства, громко прочел, будто выплюнул, возникшие на нем слова: – «Доброго здоровья!» – Он повернулся к коллегам. – Узнаю, чьих это рук дело, – убью!
Глава 2
Сентябрь
Уайман Форд внимательно рассматривал кабинет доктора Стэнтона Локвуда III, научного консультанта при администрации президента США, расположенный на Семнадцатой улице. Проработав в Вашингтоне много лет, Форд знал по опыту: подобные офисы – отражение того, какими их хозяева стремятся быть в глазах общественности. Но прячутся в этих же кабинетах и некие тайны, свидетельствующие об истинной сути их обитателей. Подобную тайну Форд и хотел обнаружить.
Стиль, в котором был оформлен офис Локвуда, Форд называл «Вашингтонская шишка, брокер-властитель», сокращенно – «ВШБВ». Куда ни глянь, тут повсюду красовался антиквариат высшего качества, начиная с чудовищно огромного письменного стола времен Второй империи и заканчивая французскими каминными часами с позолотой и неброской расцветки султанабадским ковром на полу. Любой элемент здешней обстановки, вне всякого сомнения, стоил целое состояние. Одна из стен, как и полагается, пестрела дипломами в рамках, наградами и фотографиями, на которых обитатель кабинета был изображен с президентами, послами и членами правительства.