– Ничего не понимаю… Ни цвета, ни формы не соответствуют энергии частиц, зарядам или классам… Такое впечатление, будто это некое странное облако из магнитно удерживаемой плазмы.
– Говорю же, – воскликнул Долби, – оно движется и вот-вот выйдет! Похоже на… Господи! – Он сильно зажмурился, будто от приступа дикой боли. А когда открыл глаза, на экране, постепенно увеличиваясь в размерах, продолжало что-то двигаться.
– Выключите! Выключите «Изабеллу»! – заорала Мерсер.
Монитор вдруг изрезали помехи. Мгновение спустя он погас.
– Что за чертовщина? – закричала Чен, принимаясь неистово бегать пальцами по клавиатуре. – У меня исчезли все набранные данные!
Посередине большого экрана внезапно высветилось два слова. Вся команда ученых затаила дыхание. Стих даже голос Волконского. Замерло все вокруг.
Волконский вдруг разразился отчаянно-напряженным и надрывно-истерическим смехом.
– Сукин ты сын! – взревел Долби, охваченный приступом ярости. – Это все твои штучки! Ты все подстроил? Ты?
Волконский закрутил головой, тряся жирными волосами.
– По-твоему, это смешно? – прогремел Долби, сжимая кулаки и делая шаг в сторону программиста. – Сорвал эксперимент, в который вбухали сорок миллиардов долларов, и заходишься от хохота?
– Ничего я не срывать, – огрызнулся Волконский, вытирая рот рукой. – Иди к черту!
Долби обвел взглядом всю группу.
– Кто это сделал? Кто выкинул это идиотский фокус? – Он снова посмотрел на монитор и, сотрясаясь от бешенства, громко прочел, будто выплюнул, возникшие на нем слова: – «Доброго здоровья!» – Он повернулся к коллегам: – Узнаю, чьих рук это дело, – убью!
Глава 2
Уайман Форд внимательно рассматривал кабинет доктора Стэнтона Локвуда III, научного консультанта при администрации президента США, расположенный на Семнадцатой улице. Проработав в Вашингтоне много лет, Форд знал по опыту: подобные офисы – отражение того, какими их хозяева стремятся быть в глазах общественности. Но прячутся в этих кабинетах и некие тайны, что свидетельствуют об истинной сути их обитателей. Подобную тайну Форд и хотел обнаружить.
Стиль, в котором был оформлен офис Локвуда, Форд называл «вашингтонский политический воротила», сокращенно – ВПВ. Куда ни глянь, всюду красовался антиквариат высшего качества, начиная с огромного письменного стола Второй империи, размером с «хаммер», и заканчивая французскими каминными часами с позолотой и неброской расцветки султанабадским ковром на полу. Любой элемент здешней обстановки, вне всякого сомнения, стоил целое состояние. Одна из стен, как и полагается, пестрела дипломами в рамках, наградами и фотографиями, на которых обитатель кабинета был изображен с президентами, послами и членами правительства.
Стэнтон Локвуд хотел казаться влиятельным богачом, наделенным властью и не лишенным благоразумия. Однако Форд сразу почувствовал, что для достижения своих целей бедняга прилагает невероятные усилия. Иными словами, этот человек старательно выдавал себя за того, кем на самом деле не был.
Дождавшись, когда гость опустится на стул, Локвуд сел в кресло по другую сторону кофейного столика, положил ногу на ногу и расправил длинной белой рукой складочку на габардиновых брюках.
– Начнем, пожалуй, с обычных формальностей, – сказал он. – Меня зовут Стэн.
– Уайман. – Форд откинулся на спинку стула и внимательнее рассмотрел собеседника. Возраст – под шестьдесят, привлекательная наружность, стрижка за сотню долларов, плечи натренированы в спортзале, возможно, и на сквош-корте, серый пиджак сидит как влитой.
Даже фотография на столе с изображением троих хорошеньких светловолосых детей и их красавицы матери напоминала рекламу о предоставлении неких платных услуг.
– Итак, Уайман, – начал Локвуд деловитым тоном, – я слышал о вас массу прекрасных отзывов. В основном от ваших бывших коллег из Лэнгли. Все сожалеют, что вы их покинули.
Форд кивнул.
– То, что случилось с вашей супругой… Это ужасно. Примите мои искренние соболезнования.
Форд не ответил. Когда кто-либо упоминал о его покойной жене, он не находил нужных слов.
– Насколько я знаю, вы несколько лет провели в монастыре?
Форд молчал.
– Надо полагать, монастырская жизнь пришлась вам не по вкусу?
– Не всякому дано быть монахом.
– В общем, вы уехали из монастыря и занялись частной практикой?
– На жизнь ведь надо чем-то зарабатывать.
– Что за дела расследуете? Что-нибудь интересное?
– Я пока ничего не расследую – только-только открыл агентство. Вы – мой первый клиент. Если, конечно… вы за этим ко мне обратились.
– Да, за этим. Хочу поручить вам одно задание. Взяться за него следует немедленно. Оно займет дней десять, самое большее – две недели.
Форд кивнул.
– В самом начале должен кое о чем вас предупредить: после того как я изложу вам суть дела, вы уже не сможете от него отказаться. Задание это, на мой взгляд, несложное и не грозит опасностью. Выезжать за пределы Соединенных Штатов вам не потребуется. Распространяться о нем нельзя, поэтому, успехом ли оно закончится или неудачей, использовать его в качестве саморекламы вы не сможете.
– Сколько вы готовы заплатить?
– Сто тысяч долларов наличными из-под стола плюс открыто ту сумму, которую вы назначите в соответствии со своими расценками. – Локвуд приподнял брови. – Продолжать?
– Да, – без колебаний ответил Форд.
– Замечательно. – Локвуд достал папку. – Если не ошибаюсь, вы окончили Гарвард, получили степень бакалавра в области антропологии? Нам нужен антрополог.
– В таком случае, боюсь, я не смогу вам помочь. После Гарварда я поступил в Массачусетский технологический институт, изучал кибернетику, получил степень доктора; в ЦРУ в основном занимался криптографией и компьютерами, а с антропологией не соприкасался уже долгое время.
Локвуд взмахнул рукой, отметая все объяснения. На его пальце блеснуло кольцо выпускника Принстона.
– Это не столь важно. Вы что-нибудь слышали о проекте… гм… под названием «Изабелла»?
– По-моему, о нем наслышаны все, кого ни спроси.
– Тогда простите, если я повторю вам то, что вы и так прекрасно знаете. «Изабеллу» создали два месяца назад, затратив на нее сорок миллиардов долларов. Это коллайдер второго поколения, сверхсовременный ускоритель заряженных частиц. С его помощью планируют исследовать состояния материи, в которых, как предполагают, она находилась в первые мгновения после Большого Взрыва, и проверить некие теории о возникновении энергии. За ходом работ с особым интересом следит президент. В Европе, в ЦЕРНе, недавно создали Большой адронный коллайдер. В наших интересах сделать важнейшие открытия первыми.
– Разумеется.
– Выделить средства на создание «Изабеллы» было не так-то просто. Левые твердили: в первую очередь необходимо помочь инвалидам. Правые ныли: это всего лишь очередная раздутая правительственная программа, пустая трата денег. Президент находился меж двух огней, однако все же добился одобрения конгресса и проект довели до конца. Теперь это наследие президента, и он ждет не дождется поразительных результатов.
– Прекрасно понимаю.
– «Изабелла» – это цилиндрический туннель с длиной окружности сорок семь миль, расположенный под землей на глубине трехсот футов. В нем протоны и антипротоны движутся навстречу друг другу со скоростью, близкой к скорости света. Когда частицы сталкиваются, происходит примерно то, что происходило во время зарождения Вселенной.
– Весьма любопытно.
– Мы нашли для «Изабеллы» идеальное место. Называется оно Ред-Меса – Красная столовая гора. Она расположена в резервации индейцев навахо, ее площадь пятьсот квадратных миль. Внутри масса заброшенных угольных шахт, которые мы оборудовали под туннели и бункеры. За аренду горы правительство США выплачивает властям навахо по шесть миллионов долларов в год согласно договору, подписанному обеими сторонами. На горе никто не живет, наверх ведет единственная дорога. У подножия располагаются несколько поселений навахо. Все эти люди – коренные индейцы, большинство до сих пор разговаривают на своем языке, выращивают овец, ткут ковры и мастерят украшения. Это вкратце об окружении.