— Старческая немощь — это проклятие, — сказала вдова. — Я старею… я старею… Засучу-ка брюки поскорее, и так далее. Я слышал, как русалки пели, теша душу… Их пенье не предназначалось мне[9].
— Теша собственную душу, — сухо поправил ее священник. — Это меняет размер.
— Вот я, старик, в засушливый месяц, мальчик читает мне вслух, а я жду дождя[10].
— Вот именно, мальчик. Простите. Как случилось, что, живя в этом захолустье, вы так хорошо знаете Т. С.?
— Да будет вам известно, я окончила Вашингтонский университет. Училась вместе с Тедом Рётке[11]. Представьте себе, когда-то я тоже писала стихи, сидела в таверне «Голубая луна» и купалась нагишом в заливе Портедж. Вы не верите. Конечно, кто теперь мне поверит. Хотя миллион лет назад мои стихи печатались в журналах и газетах. Правда, издать сборник я так и не удосужилась, я бабочка-однодневка, если так можно выразиться. Но вам, нашему распрекрасному, молодому, новенькому с иголочки священнику, я должна признаться, что много лет назад я увлекалась Кьеркегором и именно он привел меня к Богу. Моя магистерская диссертация была посвящена его «Заключительному ненаучному послесловию». Тогда мне было тридцать семь. Мой муж был неудавшимся драматургом и преподавал театральное искусство в школе. А теперь я превратилась в старую каргу, что живет в забытом Богом городишке. Вот что делает с нами жизнь. Я стараюсь не подчиняться времени и обстоятельствам, но идти вперед во имя Иисуса. В последнее время я увлеклась квиетизмом[12], о котором вам наверняка рассказывали в семинарии, особенно квиетизмом Франсуа Фенелона[13], о котором вы мимоходом упомянули в своей проповеди три воскресенья назад. А прошлым летом я перечитала своего Паррингтона[14]. И трехтомник из серии «Великие книги». А недавно я решила заняться изучением трудов Фомы Аквинского и епископа Беркли.
— Крупным шрифтом?
— С увеличительным стеклом. Вставлено в такую штуковину вроде шлема. Я заказала ее по Интернету два года назад. Что-то вроде приспособления, которым пользуются часовщики.
— Никогда такого не видел, — сказал священник. — Так, значит, в последнее время Фома Аквинский и Беркли, как вы сказали. Тогда вы должны знать ответ на старый вопрос: сколько ангелов может танцевать на острие одной иглы?
— Двенадцать, полагаю. Точно не знаю. Если бы святой Фома мог представить себе, что мы будем в шутку обсуждать столь важные вопросы здесь, в лесу, он непременно закончил бы свою «Сумму теологии», и мы бы знали ответ.
— Готовы ли мы догнать остальных?
— После этой вылазки мы обязательно простудимся, самый неподходящий сезон для прогулок, да и тащиться пришлось невесть куда… Идемте же!
Рука об руку они поднялись на гребень горы, миновали заросли гаультерии и орегонского винограда — их вел старый черный пес, который, судя по всему, следовал за остальными по запаху, — и оказались в сыром лесу. Священнику было приятно встретить человека, который читал Фому Аквинского и епископа Беркли, а не только «Вестник охотника и рыболова» и журнал «Космополитэн». Через десять минут они догнали своих спутников, которые, добравшись до места, томились, как театральная публика перед началом спектакля, и вдова шепнула:
— Тут сухо, так что усадите меня здесь, а сами идите к остальным.
— Хорошо, — сказал священник. — Благослови вас Господь.
Лес в основном состоял из елей, поросших мхом, стволы кленов и поваленные деревья тоже сплошь покрывал мох, как и положено растению-паразиту. Священник узнал гаматокаулис глянцевитый — в свое время он специально два дня подряд ходил в лес с определителем растений — и почти вспомнил название еще одного мха, который в народе называют бородой старика. Он расстроился, что у него такая плохая память на растения, ведь он так старательно заучивал эти названия, и несколько дней ему казалось, что он знает их назубок. Он вспомнил, как читал о том, что мох растет только на северной стороне дерева, однако теория живой природы находилась в вопиющем противоречии с действительностью, и зеленый мох душил угрюмые ели со всех сторон.
Не снимая капюшона, духовидица преклонила колена, опустившись на мох, и стиснула в руках четки. Большая часть паломников тоже встала на колени, и один из них торжественно и немного театрально прочел отрывок из Деяний святых Апостолов: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут». Какая-то женщина выкрикнула: «Вот раба Божия пред тобой, и да свершится воля Твоя по слову Твоему!» Другая пронзительно воскликнула: «Пресвятая милосердная Пречистая Матерь, радость наша и надежда, к тебе взываем мы, грешные дочери Евы!» Еще одна паломница зажгла свечу и взмолилась: «Зеркало справедливости, сосуд чести, достойнейшая из девственниц, увенчанная славой, очисти меня от всех грехов». В эту минуту послышался голос полуслепой вдовы: «Вело нас по свету в Смерть или в Рождение?»[15] — и священник увидел, что, цитируя Элиота, она молитвенно сложила руки.
12