Академию наук решено было эвакуировать в глубь страны со всем ее ценным оборудованием, архивами, библиотекой и людьми.
Когда эшелон покидал Киев, на миг блеснул освещенный случайно забредшим лучом прожектора купол Лавры и где-то позади растаяла живая лента Днепра, Олег Александрович увидел, как побледнел отец. От горя у него страшно болело сердце.
В Уфе, куда временно перебазировалась Украинская академия наук, Богомольцы жили скромно, даже строго: пока был здоров, Александр Александрович наотрез отказался от малейших преимуществ.
Под личным руководством президента действует научно-консультационный совет содействия обороне. Он связан с двумястами предприятий Урала, Сибири, Казахстана.
Новые методы электросварки корпусов танков, новая технология производства броневой стали, новые сорта алюминия и чугуна — да разве перечтешь все сделанное украинскими учеными для победы над врагом! Президент торопит и с разработкой средств борьбы с коррозией металлов, и с усовершенствованием крекинг-заводов, и с поисками новых сырьевых и топливных ресурсов, и с установлением причин пустоцвета пшеницы на башкирских полях.
Кабинет Богомольца в гостинице «Башкирия» стал штабом, куда писали, куда шли люди с верой, что им помогут, подскажут.
В Институте клинической медицины Академии наук УССР тоже все делалось в интересах фронта. В первую очередь Богомолец наладил производство АЦС и передал ее в распоряжение госпиталей для ускорения срастания переломов и заживления ран, лечения раневых заражений. При его непосредственном участии была налажена служба крови в Башкирии.
На январской сессии 1942 года Академии наук УССР президент с полным правом говорил:
— Украинские ученые участвуют в войне наряду с бойцами!
В темную дождливую ночь радио принесло страшное сообщение: «После многодневных жестоких боев наши войска оставили Киев…»
— Как же это так? — только и спросил сына. Уснуть не смог — всю ночь прокашлял.
Но на следующий день всех убеждал:
— Мы выстоим! Обязательно выстоим!
Радость первой с начала войны крупной победы пришла тоже ночью. Приглушенный шумом Красной площади, торжественно звучал левитановский речитатив:
— В последний час… Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы…
Эти слова диктор повторял много раз. Богомолец слушал, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. Ведь это перелом в ходе войны! Теперь враг попятится назад!
Бои не прекращались. Когда по радио передавались очередные сводки, в кабинете президента все замолкали: для нею не было ничего важнее узнать, какой город отвоеван у врага.
А в один из январских вечеров мощная советская радиостанция бросила в эфир на английском языке слова Богомольца-гуманиста:
— Советские ученые дарят человечеству свое достижение — антиретикулярную цитотоксическую сыворотку. Я старательно изучал влияние ее на увядающий организм человека. Сыворотка заметно изменяла физико-химическое состояние стареющей клеточной плазмы. Она приближала ее по ряду свойств к протоплазме молодого организма. Я мечтал удлинить человеческую жизнь. Война прервала эту работу, предназначенную для всего человечества, — опыты не были доведены до конца.
В эвакуации я снова вернулся к работе над сывороткой. Теперь уже — для заживления трудно срастающихся огнестрельных переломов и заживления ран, а также борьбы с раневыми инфекциями. Многократно повторенные опыты дали обнадеживающие результаты.
Мы не станем прятать их. Советские ученые не могут мириться с неоправданными смертями и инвалидностью людей любой национальности!
Слушавший эту передачу командующий японским бактериологическим отрядом генерал-лейтенант Исии Исиро в тот вечер записал: «Нет, русские все-таки непостижимы!» Исии Исиро исповедовал войну. Истребление «нищих» он мягко величал «естественным отбором» в человеческом обществе и настаивал на его полезности.
Алексей Толстой в тот же день заметил: «Фронт против фронта? Сражение за победу гуманизма? Но силы несравнимы. Мы — богатыри с нашим служением людям и солнцу».
Советская Армия, оттесняя врага на запад, словно гигантскими жерновами, перемалывала гитлеровские полчища. Но и наши части несли большие потери: в ворота медсанбатов и госпиталей непрерывным потоком шли и шли санитарные машины, чтобы гут же вернуться к вокзалам за новыми партиями раненых.
Вся жизнь госпиталей в эти дни была подчинена одной цели — ускорить выздоровление искалеченных, до минимума свести инвалидность.
Опыты применения АЦС при военных травмах академик доверил своему сыну — Олегу Александровичу.
Первые два случая применения АЦС оказались особенно убедительными. Два советских офицера после огнестрельных ранений плечевой кости и бедра по полгода лежали с несрастающимися переломами. Обычные средства оказались бессильны пробудить защитные силы организма. Истощенная соединительная ткань не в состоянии была скрепить костными мозолями раздробленные кости, затянуть раны. Больных уже готовили к ампутации. Но сыворотка Богомольца сделала чудо. И в этих и в тысячах других случаев после введения ее раненым в комплексе с сульфаниламидными препаратами кости срастались сами.
В госпиталях Уфы, Москвы, Челябинска АЦС значительно сокращала сроки срастания поврежденных костей, облегчала и ускоряла заживление огнестрельных ран. Во всех госпиталях, где врачи пользовались сывороткой Богомольца, инвалидность от ран снизилась почти на тридцать пять процентов.
Пришло время подвести итог большому клиническому опыту использования сыворотки. 12 июля 1942 года, открывая конференцию ведущих военных хирургов, А. А. Богомолец сказал:
— История сохранила примеры боевой доблести. Но все они меркнут перед мужеством наших современников. Ученые и врачи окажутся недостойными этих людей, если не сделают все возможное, чтобы уменьшить смертность, сократить инвалидность многих тысяч раненых. Мы с вами нашли еще одну лазейку в броне, окружающей смерть. Теперь наша задача — расширить и углубить ее.
Академик внимательно выслушивает мнение опытных врачей: в подавляющем большинстве военных травм АЦС действует наверняка. Положительные результаты дало применение АЦС и при самых различных заболеваниях — язвах, гепатитах, гастритах, сепсисе, обморожении, невритах, склерозе, эпилепсий, психозах, климаксе, малярии, брюшном тифе, дизентерии. Вот почему ораторы единодушны:
— АЦС — это сильнейшее из всех известных средств воздействия на физиологическую систему соединительной ткани.
Академик Украинской академии наук В. П. Протопопов достижение Богомольца сравнивает с открытиями Л. Пастера:
— Я с полной откровенностью должен сказать, что мы счастливы быть современниками такого торжества науки, первыми собирателями практической жатвы, явившейся в результате блестящего теоретического посева.
Богомолец писал: «Конференция по сыворотке прошла очень хорошо, можно сказать — отлично. 54 госпиталя и несколько клиник из различных городов подтвердили эффективность нашей сыворотки… Начальник Главного военно-санитарного управления Советской Армии отдал приказ о широком применении АЦС во всех госпиталях. Теперь у меня новая забота — расширение производства АЦС и в Москве и в Уфе».
Уже несколько недель Александр Александрович лежит дома тяжелобольной.
— Полный покой, серьезное лечение! — настаивает профессор Владимир Харитонович Василенко, вслушиваясь в шорохи, вползающие в трубку стетоскопа. — Резкое ухудшение. Я не ошибусь, если назову положение серьезным. Остальное — решайте сами: вы оба врачи, — говорит известный терапевт жене и сыну больного.
— Эксудативный плеврит? — допытывается больной, напоминая, что он тоже врач, и тут же переходит в наступление: — Постельный режим? Покой в такое время?!
В начале декабря 1942 года Богомольца вывезли за шесть километров от Уфы — подальше от дел.
Под толстой снеговой шапкой на опушке леса дремлет пустующая дача. Кругом деревья, закопавшиеся по колено в снег, а прямо — в ледяном плену речка Белая. Поселились с семьей академика М. А. Лаврентьева, с которым Александра Александровича связывала многолетняя дружба.