— А дел у нас, Александр Александрович, действительно невпроворот! Надо форсировать восстановление электростанций, домен, мостов, повышать урожайность полей, строить и строить! — говорит секретарь ЦК КП(б)У, меряя кабинет неторопливым шагом. И тут же забросал президента вопросами о безметаллическом газогенераторе, новых методах осушения затопленных шахт, упрощении технологии производства сахара, о типовых проектах жилых домов для колхозников.
— ЦК ждет от ученых, — говорит он на прощанье, — новых больших дел. Советская наука должна выйти на первое место в мире.
Богомолец понимает, что это задача уже сегодняшнего дня, и принимается за налаживание нормальной творческой жизни в старых лабораториях и институтах и одновременно создает новые, задуманные еще в дни войны: астрономическую обсерваторию, циклотрон, ботанический сад.
Три десятка институтов подчинены академии, и ни один не остается вне поля зрения Богомольца. Президент вникает во все детали разработки украинскими учеными новых марок флюсов, интересуется ходом усовершенствования рыбного хозяйства республики, созданием пластических масс. Особым вниманием его пользуются физики. Он понимает, какие возможности скрыты для человека в атомной энергии. Узнав о сооружении компактного циклотрона в Америке, немедленно запросил харьковского ученого А. Лейпунского, насколько совершенен он по сравнению с задуманным в Киеве.
Фашистская колесница уже свалилась под откос, но кое-где еще дымились пожарища.
Богомолец волновался: каким будет мир? Как он заплатит нам за кровь и слезы, за миллионы смертей? Наконец настало долгожданное:
— Германия капитулировала!
У Богомольца ни малейшего сомнения, что уничтожение гитлеризма и фашистского варварства откроет в истории новую эпоху — эпоху истинного гуманизма, обеспечивающую человечеству его нормальное долголетие. «Теперь, — писал он в газете «Правда Украины», — пора переключаться на решение проблемы долголетия!»
В первые же месяцы после войны внимание тысяч людей сосредоточилось на Киеве с его Институтом экспериментальной биологии и патологии.
В Америке известному журналисту Биллю Лоуренсу военный департамент предложил сообщить в печати о самом сенсационном событии года — истории атомной бомбы. А он попросил две недели отсрочки. Атомная бомба пусть подождет. АЦ-сыворотка, по его мнению, для человечества намного важнее.
Ученые охотно дают Биллю Лоуренсу интервью — он умеет придать научным новостям яркую окраску. В бытность свою научным репортером он первый поведал миру о многих чудесах, рожденных в пробирках — сульфамидах, витаминах, пенициллине.
У бывалого журналиста давно уже — с памятных дней 1941 года, когда группа американских ученых занялась исследованием имевшейся в их распоряжении микроскопической порции пенициллина, — ни одно сообщение с медицинского фронта не вызывало интереса. И вдруг потрясающая новость из Советского Союза. В «Американском обзоре советской медицины» о ней сказано очень скупо: «Новая сыворотка профессора Богомольца прошла длинный период экспериментирования на животных и применена с успехом для лечения тысяч больных, страдающих разными патологическими состояниями. Сам по себе факт, что она является патогенетическим средством, активизирующим натуральные защитные механизмы организма, делает ее многообещающим методом с великими возможностями».
Когда осенью 1941 года американские и английские газеты кричали об успешных испытаниях пенициллина, новое лекарство помогло только четырем людям. А вот АЦ-сыворотка уже спасла на восточных фронтах тысячи солдатских жизней, от многих отвратила инвалидность. Сыворотка исцеляла раны, не реагировавшие ни на какие другие методы лечения, скрепляла переломы, вместе со специфическими средствами облегчала и сокращала течение массы болезней.
Лоуренс эти подробности именует «историей современного Одиссея» и решает свою статью озаглавить: «Завтра вы сможете стать моложе». В ней повествуется о дерзком вызове, брошенном советским ученым «предписанию природы о длительности жизни». По его мнению, «теперь время приближается к полуночи, и новая Золушка медицины — сыворотка Богомольца — готова вступить на подмостки».
Впервые информируя Новый Свет о «делающем эпоху» открытии Богомольца, журналист рад, что ведущие американские лаборатории принялись за новое дело с таким же жаром, как в 1941 году, когда из Англии пришло первое известие о пенициллине. Он уверен, что «американская изобретательность усовершенствует методы получения сыворотки и умножит данные о ее полезности».
Аттестация сыворотки «противовозрастной» — это, конечно, прием, рассчитанный на сенсацию. Сам Богомолец гораздо осмотрительнее. Он не обещает, что «завтра каждый сможет стать моложе». В АЦС он видит только «одно из средств борьбы против преждевременного старческого увядания».
Предприимчивые дельцы, прослышав о редкой новинке, торопятся с выгодными предложениями коммерческого использования открытия. Но Богомолец далек от этого: он полностью обнародовал результаты исследований и способ изготовления сыворотки с явным желанием быть бескорыстно полезным всем людям Земли.
При всем этом академик, «этот человек, которого человечество, несомненно, — по словам корреспондента «Женевской трибуны» Окутюрье, — признает своим благодетелем», предостерегает журналистов:
— Прошу вас, господа, никаких сенсаций! Наша сыворотка не претендует на звание «эликсира жизни». Будет хорошо, если науке станет посильно, как мы надеемся, прибавить каждому человеку два-три десятка лет производительной жизни.
И все же зарубежные газеты именуют сыворотку Богомольца «единственным в своем роде», «апробированным и надежным медикаментом», «делающим эпоху открытием» и считают, что «каждый врач, желающий остаться на уровне врачебных достижений своего времени, не может ее игнорировать».
Мартен Гамперт в книге «Вы моложе, чем думаете», обозреватели Стивенс и Рокк назвали работы Богомольца «удивительными». В Румынии и Венгрии книга Богомольца «Продление жизни» уже дважды переиздана. Советских дипломатов в Берлине, Софии, Праге, Белграде атакуют сотни людей: чем занят сейчас Богомолец?
Но розы без шипов не бывают. Профессору Нейману в начале 1945 года Богомолец писал: «АЦС уже изготовлена в Америке: Калифорнии, Лос-Анжелосе, в больницах, где, по-видимому, есть толковые бактериологи. Мне прислали образцы жидкой и сухой сыворотки. Боюсь только, чтобы и в Америке не стали применять ее, как это сделали в Англии, там, где сыворотка, вообще говоря, противопоказана… Нужна статья для заграницы — нельзя допускать, чтобы людям причинялся вред и компрометировалось новое средство. А оно — я уверен — при сознательном применении может действительно принести людям большую пользу».
Ученый торопит и с изданием материалов Третьей Московской конференции по сыворотке. На конференции говорилось о шести тысячах больных, которым сыворотка помогла, и это дало право назвать ее ценнейшим стимулятором, не заменяющим и не исключающим, а усиливающим другие лечебные средства.
Постепенно работа института входит в прежнюю колею.
«Все было бы хорошо, только немощь досаждает, — пишет ученый в одном из писем, датированных мартом 1945 года. — И поправки после каждой очередной пневмонии все больше затягиваются». Но ученый бодрится: «В настоящее время чувствую себя весьма сносно, то есть почти работоспособен. Написал статью для молодежи о значении спорта для долголетия. Одновременно обдумал пятилетний план работы академии. Замечательное дело задумала партия: догнать и перегнать в ближайшее время достижения науки за границей. Трудно представить себе, какие преимущества в политике, экономике, обороне таит в себе осуществление этого замысла. Только боюсь, что не дожить мне до того времени».