«Уважаемый господин Президент!
Вашим указом от 26 сентября 2002 г. митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий награжден орденом Дружбы, «за достигнутые успехи и многолетний добросовестный труд». 27 марта 2003 г. Вы вручили Его Высокопреосвященству сию высокую награду в Екатерининском зале Кремля. Обращаясь ко всем собравшимся, в том числе и к митрополиту Мефодию, Вы сказали, что эти люди «сумели поднять свою судьбу на самую высокую планку», без этих людей «был бы невозможен успех России». Это, безусловно, знаковое награждение: глава государства, Президент Российской Федерации в торжественной обстановке заявил urbi et orbi, что воронежский митрополит – достойнейший священнослужитель Русской православной церкви.
К сожалению, указ не разъясняет, на какой ниве много лет трудится митрополит и в какой области достигнуты успехи.
<…>
Хочется верить, что, подписывая указ о награждении, Вы не располагали достаточно полной информацией о том, кто становится кавалером ордена Дружбы. Хочется верить, что чиновники ввели Вас в заблуждение…
Мне кажется, что опираться на Высокопреосвященнейшего Мефодия и подобных ему иерархов отнюдь не означает опираться на Церковь.
Еще в 1992 г. архиепископ (ныне – митрополит) Виленский и Литовский Хризостом заявил на Архиерейском Соборе Русской православной церкви: «У нас в Церкви есть настоящие кагэбэшники, сделавшие головокружительную карьеру; например, воронежский митрополит Мефодий».
Повторяю, все это было сказано не в частной беседе, не на коммунальной кухне, это официальное выступление маститого иерарха на Соборе всех собратьев-иерархов. Каждое слово зафиксировано в документах Собора. Потом Хризостом неоднократно повторял такие же обвинения в своих интервью, они публиковались в газетах и журналах в России и за рубежом.
Собор, где были брошены в лицо Мефодию эти уничтожающие обличения, промолчал; Священный Синод, который якобы был единодушно против такого епископа, промолчал; сам Мефодий промолчал тогда и по сей день молчит. Вряд ли кто-либо усомнится в справедливости общеизвестных пословиц, что подобное красноречивое молчание более информативно, чем самые истошные вопли.
Кстати, на том же Соборе была избрана Комиссия из восьми молодых архиереев для расследования обвинений в связи наших священнослужителей с КГБ. Председателем Комиссии является мой правящий архиерей – архиепископ Костромской и Галичский Александр. Одиннадцать лет устно и письменно я обращаюсь к Его Высокопреосвященству с покорнейшей просьбой сказать хоть два-три слова о результатах трудов и изысканий Комиссии. В ответ – все то же красноречивое молчание. Может, хоть Вам что-то ответят, если заинтересуетесь? Боюсь, Комиссия была мертворожденной, создали ее, чтобы слишком назойливые угомонились.
У меня нет достаточных оснований утверждать, что Хризостом в каждом слове прав. Решать подобные вопросы должен Священный Синод и церковный суд. Но мне кажется несомненным, что, если какой-то епископ намеренно ввел в заблуждение весь Собор, злобно оклеветал собрата своего, он не смеет стоять у Святого Престола, не смеет обмениваться лобзанием с собратьями, не смеет обращаться к ним с дивным приветствием: «Христос посреди нас – и есть и будет!»
Церковный суд обязан сурово покарать гнусного клеветника. Если же обвинение справедливо, если он сказал правду, само собой разумеется, что Мефодий не может быть архиереем, не может быть монахом, не должен вообще именоваться членом Церкви. В Екатерининский зал таких следует приглашать, если возникнет необходимость, как сотрудников некоего вне-церковного ведомства. Надеюсь, всякий согласится, что священнослужитель надевает рясу не для того, чтобы понадежнее замаскировать погоны.
Здравый смысл и личный опыт убеждают меня, что Хризостом не клеветник. Я хорошо знаю его: в 1979 г. он рукоположил меня во диакона и во иерея. Я служил под его омофором до мая 1982 г., неоднократно встречался с ним в те годы в официальной и неофициальной обстановке. Изредка встречался и после того. Он вспыльчив, нередко груб до хамства, но правдив.
Позволю себе напомнить Вам, что Хризостом – единственный архиерей Русской православной церкви, который публично признался, что он был завербован КГБ и много лет работал секретным сотрудником. Назвал и свою тамошнюю кличку: «Реставратор», назвал и дату, когда прекратил сотрудничество. Но гордость и самолюбие не позволили ему покаяться и принципиально осудить стукачество.