— В Ордулине «Листья одной ночи». Там началась Буря Теней, и значит, там находится книжонка Шар. Хорошо. Значит, туда.
— А когда мы окажемся там? — спросил Орсин.
Кейл посмотрел на Орсина, заметил его священный символ, отсутствие оружия.
— Ты теневой ходок? Один из людей Наяна?
— Наян… уже очень давно мёртв. Но я один из его людей, да. Я не могу ходить по теням, как они, но тени отвечают мне иначе. Меня зовут Орсин.
— Герак, — представился Кейлу Герак. Он натянул тетиву, спустил, раздался визг.
— Когда мы будем там, — ответил Кейл, — мы прочитаем «Листья». Говорят, что они содержат момент величайшего триумфа Шар, но вместе с тем и мгновение её величайшей слабости. Моментом её величайшей слабости должно быть возвращение Маска, её вестника. Должно быть. Если оно произойдёт, Цикл Ночи остановится навсегда.
Васен покачал головой.
— Но Ривен сказал, что я должен извлечь божественную искру из него, Ривалена и Мефистофеля. Я не знаю, как это сделать.
— Нет, знаешь, — ответил Кейл. — Маск запланировал это давным–давно, и ты видел это во снах, как и я.
Кейл и Васен долгое мгновение смотрели друг на друга, потом произнесли одновременно:
— Напиши историю.
С этими словами Васен достал мелкую жемчужину из кармана и разбил её. Перед ним возник узел теней. Васен заговорил.
— Он у нас, Ривен. Эревис у нас и он жив.
Тени, с которыми он говорил, рассеялись, предположительно доставив его сообщение Ривену в Царство Тени.
Кейл встал и стянул к ним сумрак.
— Отправляемся, — сказал он.
Из теней вокруг Ривена раздался голос Васена.
Он у нас.
Только этого Ривен и ждал. Он бросился через всё поле боя, шагая сквозь тени, убивая дьяволов на каждом шагу. Мефистофель гнался за ним в небе, изрыгая проклятия. Разряды энергии били с ладоней архиизверга, едва промахиваясь по Ривену и оставляя в земле дымящиеся рытвины. Ривен пригибался, откатывался, кружился и бежал, уклоняясь от атак правителя Кании, выигрывая время. Он снова прокрутил в голове всё, что знал. Он ничего не упустил, но знал слишком мало. Он десятки лет строил планы, чтобы все, кто был нужен, попали в Ордулин. Но после этого…
Он не знал, что случится после. Маск разделил свой план среди множества своих слуг, как и свою божественность разделил среди нескольких избранных. Ривен, вероятно, был самым могущественным среди них, но он видел лишь отдельные фрагменты. Он поставил всё на кон в надежде на некое внезапное откровение.
Задумавшись над этим, он отвлёкся. Перед ним возник Мефистофель, окутанный нимбом тёмной силы. Архиизверг ударил Ривена заряжённым энергией кулаком, отшвырнув его вверх тормашками. Дюжины дьяволов набросились на него, мечи, трезубцы, клыки и когти попытались прорваться сквозь защитные тени и разорвать ему плоть.
Я не ухожу, сказал Магадон Источнику. Мне просто нужно увидеть.
Ответ Источника был неразборчивым, но благодарным. Он угасал. Магадон, полный силы, почерпнутой из связи с Источником, потянулся к Бреннусу, не покидавшему свой пост на западном краю Саккорса.
Мне нужно на мгновение посмотреть твоими глазами, сказал он.
Когда Бреннус не стал возражать, Магадон установил между ними сенсорную связь, позволив себе видеть глазами шадовар.
Саккорс с ужасающей скоростью летел в сумрачном небе Сембии. Далеко впереди нависала чёрная стена ордулинского вихря. Полосы молний бесконечными вспышками озаряли густые тучи. Тёмные облака кипели и бурлили, как будто в раздражении, как будто что–то внутри них было разгневано и ждало.
Ривален стоял над Сэйидом, отчаяние которого было почти физически ощутимым. Кожа Сэйида была покрыта священными словами Шар, его рот набит страницами «Листьев одной ночи». Скоро объявится Ривен вместе с сыном Эревиса Кейла, чтобы прочесть эти слова, но речь в «Листьях» шла не о том, на что они надеялись. Он положил руку Сэйиду на спину и мужчина задрожал от его прикосновения.
— Смерть, которую я пообещал тебе, скоро придёт. Сначала мир, затем ты, а потом и я.
И затем освобождение.
Сэйид снова задрожал.
Ривален взял в руку свой священный символ, поглядел в око Шар, почувствовал на себе прикосновение её силы. Она научила Ривалена тому, что ему требовалось знать. Его жизнь была поэтапным путём к откровению и правде.
— Ничто не длится вечно, — сказал он, цитируя тайную истину Шар. — Ничто.