— Когда–то я чувствовал себя непривычно без этой штуки, — произнёс он, и Элли ничего не ответила.
Его лук лежал в кожаном футляре рядом с сундуком. Там же были два его колчана, набитые стрелами. Он развязал футляр и достал тисовый лук. Он надел тетиву с рождённой опытом лёгкостью, положил ладонь на рукоять. Она казалась гладкой и знакомой, как кожа Элли. Он представил, как целится вдоль стрелы в оленя.
Товарищи по службе часто отмечали его талант в стрельбе, и даже сменив меч на орало, Герак не позволил годам притупить свои навыки,.
— По крайней мере подожди, пока дождь прекратится, — сказала она.
Он нацепил оба колчана, быстро пересчитав все свои различные стрелы.
— Чем раньше уйду, тем скорее вернусь.
— Заболеешь от сырости.
— Не заболею.
— Хотя бы поешь что–нибудь перед уходом.
— Я не могу есть, когда…
— Поешь, Герак. На дворе и так дождь и холод. Я не пущу тебя туда с пустым желудком.
Он улыбнулся, кивнул, подошёл к небольшому столику, который сделал сам, отломил большой кусок двухдневного хлеба и принялся заедать им вчерашнее варево со дна висевшего у огня котелка. Элли смотрела, как он ест. Среди репы и капусты совсем не было мяса, и это только усилило его решимость поохотиться. Он наполнит бурдюк в пруду и сможет найти подножный корм, если потребуется.
— Ты тоже поешь, Элли.
— Поем. Ребёнок всегда голоден. Весь в отца.
Он снова подошёл к кровати и поцеловал её.
— Там ещё достаточно рагу и хлеба. В курятнике есть несколько яиц. Я вернусь так быстро, что ты даже не заметишь.
Она держалась храбро, как он и ожидал.
— Ты оставляешь меня здесь с трусами и дураками.
— Ты хорошо справляешься с дураками и трусами, милая.
— Опять–таки, наверное, раз уж я за тебя вышла, — она улыбнулась, и он поблагодарил за это богов.
— Спящей ты мне больше нравилась.
Она посерьёзнела.
— Береги себя, Герак.
— Непременно, — пообещал он, натягивая свои сапоги и плащ. — Пока меня не будет, навести Эну.
— Хорошая мысль, — согласилась жена. — Я принесу ей пару яиц. Они страдают.
— Знаю. Скоро увидимся.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался ветер.
— Подожди, — позвала она. — Возьми мой медальон. На удачу.
Она наклонилась и взяла с прикроватного столика медальон, бронзовое солнце на кожаном шнурке.
— Элли, это…
— Возьми, — повторила она. — Минсер продал его моей матери. Сказал ей, что его благословил жрец Тиморы.
Он вернулся к кровати, взял медальон, спрятал его в кармане плаща, и снова поцеловал её.
— Удача мне не помешает.
Она улыбнулась.
— Тебе стрижка не помешала бы.
— Постригусь, когда вернусь, — отозвался он. — Всё будет хорошо.
С этими словами он вышел под дождь. Он запрокинул голову, открыл рот и попробовал капли на вкус. Вода была нормальной, и он поблагодарил Чонтею. Урожай ещё поживёт. Мгновение он просто стоял, один во тьме, наедине со своими мыслями, и глядел на притаившуюся среди вязов деревню.
Другие дома были тихими и тёмными, каждый — маленькое гнездо нужды и тревоги. На равнине колоссами возвышалось около дюжины вязов. Деревья шептались на ветру. Дождь выстукивал барабанную дробь по его плащу. Гераку всегда нравилось думать, что вязы защищают деревню — лесные стражи, которые никогда не позволят случиться беде с теми, кого хранят под своими кронами. Он решил, что продолжит в это верить.
Сжимая лук, он накинул капюшон и пошёл к пруду, наполнил там бурдюк. Потом направился в холму, а оттуда — на открытую местность.
Глава третья
Ветви скорченных деревьев скрипели под дождём и ветром. Сэйид вспомнил, какой была Сембия сто лет назад, до Чумы, даже до Бури Теней: ячменные поля, полные дичи леса, быстрые и чистые реки, вездесущие купцы. Но всё это погибло.
Подобно ему, Сембия была мёртвой, но живой.
Последний раз, когда Сэйид странствовал по сембийской равнине, нация находилась в состоянии гражданской войны, и они с Зиадом носили униформу солдат главной правительницы. Их и многих других взяли в плен и покалечили по приказу латандерита, Абеляра Корринталя. В последующие годы Сэйид научил себя сражаться левой рукой. А сейчас Сембия снова находилась в состоянии войны.
От влажного воздуха и плохих воспоминаний заныл обрубок его большого пальца.
— Почему ты сбавил шаг? — рявкнул через плечо Зиад.