Ударил гром.
Коты кольцом окружили Зиада и девочку, хотя смотрели на воющего пса с заметным голодом в глазах.
— Что случилось? — спросила девочка. — Кто ты? Где мама и папа?
Зиад заслонил своим колышущимся телом девочку от вида трупов.
— На вас напали. Ты была с семьёй?
Она выгнула шею и посмотрела мимо Зиада на бойню.
Сэйид видел, как меняется выражение её лица, как гаснет свет в глазах. Она только что погибла, хотя тело ещё жило. В это мгновение она стала такой же, как Сэйид.
— Только не мама с папой. О нет. О нет.
Из глаз девочки потекли слёзы, из носа — сопли.
Зиад вытер ей лицо, нежно, как нянька, обхватил её своими длинными руками и завернул в свой плащ. Его тело бурлило и пульсировало под промокшей тканью.
— Ну, ну, моя хорошая, — сказал он, его голос был тихим раскатом грома перед ударом молнии. — Всё уже кончилось.
Тельце девочки затряслось от рыданий. Коты кружили вокруг них, их мяуканье звучало вопросительно. Зиад попытался прогнать их, баюкая девочку. Его рука высынулась из–под плаща, и Сэйид увидел, насколько она уродлива, с когтями, толстой кожей, и пальцами вдвое длиннее нормальных.
— Эта тварь! — сказала девочка сквозь рыдания. — Она была ужасна. Ох, отец!
— Всё кончилось, — произнёс Зиад. — Чудовища больше нет, а остальное неважно. Как тебя зовут?
— Лани, — оветила девочка, плащ Зиада приглушал её голос. — Лани Рабб.
— Красивое имя, — ответил Зиад, гладя её по волосам.
Сэйид сделал ещё глоток из бурдюка. Ему захотелось, чтобы там было вино; ему хотелось, чтобы он мог напиться до беспамятства. Но он не мог даже опьянеть. Он поигрался с идеей отрубить Зиаду голову, и это заставило его улыбнуться.
Волкодав заскулил, неуверенно гавкнул, понюхал воздух. Его шерсть встала дыбом.
— Собака не идёт, — сказал Сэйид, потому что ему больше нечего было сказать, а тишина была ужасной.
Пёс взволнованно описал круг. Слюна застыла у него на морде. Животное начало дрожать, как от страха, но девочку не бросало.
— Это наша собака, — сказала Лани. — Собака папы.
— Как её зовут? — спросил Зиад.
— Король, — ответила девочка.
— Король, — повторил Зиад. — Хорошее имя. Мы позаботимся о собаке.
Он махнул рукой в сторону пса, и коты промчались мимо Сэйида к Королю. Гортанные звуки, доносившиеся из их глоток, даже отдалённо не походили на любые звуки, которые Сэйид когда–либо слышал от котов. Пёс встревоженно гавкнул, развернулся и побежал. Коты преследовали его.
— Что это? — спросил Зиад, его уродливые пальцы сомкнулись на талисмане, который двочка носила на кожаном шнурке вокруг шеи. — Янтарь?
— Мама дала его мне на пятнадцатый день рождения.
— Красивый, — сказал Зиад. Его неловкие пальцы едва не выронили янтарный амулет.
— Ох, мамочка! — восклинула девочка и зарыдала в объятиях Зиада.
Тот провёл по её волосам, сильнее, сильнее.
— Больно, — сказала она.
— Знаю, — отозвался Зиад. — Знаю.
— Прекрати, — со страхом в голосе попросила девочка. — Мне больно.
— Я не могу прекратить, — низким голосом ответил Зиад.
— Пожалуйста…
— Прости меня, — сказал Зиад, его голос превратился в хрип.
Девочка отдёрнулась, взглянула под его капюшон, и её глаза широко распахнулись.
— Что с твоим лицом? О боги! Помогите! Помогите!
Сэйид приготовился к этому, но крики девочки всё равно ударили его, как ножом. Он хотел отвернуться, но ноги почему–то приросли к земле, застыли в грязи, онемели от ужаса его жизни с братом.
Зиад удержал в руках брыкающуюся, вопящую девочку, его тело извивалось, и он обернулся к Сэйиду. К счастью, его лицо было скрыто глубоким капюшоном.
— Прекрати смотреть на меня, Сэйид!
Эти слова наконец нарушили неподвижность Сэйида. Он отвернулся, к горлу подступила желчь, едкая, горькая.
Лани закричала — жалкий, полный ужаса крик.
— Поцелуй своего спасителя, — прохрипел Зиад голосом зверя. Он начал кашлять, задыхаться. — Всего разочек.
— Помогите! Помогите!
Мольбы девочки прекратились, им на смену пришли придушенные звуки ужаса, мокрый клёкот.
Сэйид попытался не вслушиваться в рвотные позывы брата, в завывания девочки, в заключительный, жестокий мокрый хрип, за которым последовала благословенная тишина.
Сэйид посмотрел на равнины, на темноту, на дождь, и попытался сделать разум таким же пустым, как и свои чувства.