Выбрать главу

О задачах освободительной войны в области русского богословия[1].

Среди тяжелых и горестных обстоятельств переживаемого времени блестит один светлый и примиряющий луч надежды, надежды на обновление русского народного сознания, на повышение русских духовных ценностей. Уже и теперь раздаются гимны России и всему русскому даже с той стороны, где еще так недавно умели петь величание только пред кумирами Европы, где этими мертвыми и бездушными кумирами заменяли православные чудотворные иконы. Два века назад

"оторваны могучею рукою, мы бросили отечество свое, умчались вдаль, пленясь чужой землею, земли родной презревшибытие"
(К. С. Аксаков."Возврат").

Мы как будто стыдились того, что мы — русские и имеем несчастье жить на Востоке. Мы перерядились в чужое платье и заговорили на чужих языках. Во всех областях русской жизни двести лет слышался один только

"жалкий лепет слов чужих".

Славянофильство не встречало сочувствия в широких кругах интеллигенции; в этих кругах оно было обозвано "китайщиной", "реакцией" и прочими страшными именами. Но вот с нами повторяется то же, что было сто лет назад и о чем сказано в молитве рождественскогомолебна. "О их же ревновахом наставлениих, сих имеяхом (а теперь и имеем) врагов буиих и зверонравных", - у нас уже заговорили о "развенчанном кумире" европейской культуры,

"и взор вперен с любовью на Восток".

Война — горькое лекарство, но она лечит наше общество от "тоски постылой по стране чужой". Заныла в русском сердце "тоска по родине". Настоящую войну уже назвали "освободительной" в самом широком смысле этого слова. Мы хотим освободиться от чужого влияния и жить своим русским умом. О необходимости такой именно освободительной войны говорят теперь громко. Не думаете ли вы, что и наш долг принять живое участие в этой необходимой войне? Но можем ли мы принять какое-нибудь участие в этой войне, сидя за этими высокими стенами монастыря, собираясь в аудитории, подыскивая книги в библиотеке и сгибаясь над этими книгами в своих комнатах? Идет кровопролитная война на полях брани. Там нужны орудия и снаряды, а мы с вами — люди безоружные. Начинается война с немцем в области торговли и промышленности. Для этой войны нужны миллионные капиталы, а наши капиталы состоят из копеек и очень немногих рублей. Наши орудия — книги; наши снаряды — слова и мысли; мы проливаем не горячую кровь, а холодные чернила. Но и этими орудиями мы можем и должны воевать с врагом. Я хочу вам сказать о необходимости освободительной войны в области русского православного богословия. У нас уже и в газетах и в журналах заговорили о "неметчине" в богословии. С особенным удовольствием все эти речи подхватили раскольники. По нашему адресу, по адресу профессоров-богословов, наговорено много всевозможных обвинений, обвинений самых тяжких и нередко просто обидных. На "неметчину" в русской богословской науке ополчились многие и из таких людей, которые не имеют никакого отношения ни к русской, ни к немецкой науке. Во всех этих речах о немецком засилии в русском богословии я вижу, как люди, во-первых, впадают в крайность, и, во-вторых, не указывают действительного врага, почему и весь поднятый важный вопрос в своем обсуждении теряет приличную ему серьезность. Многие склонны усматривать засилье немцев просто уже в тех многочисленных немецких цитатах, какие можно видеть в русских богословских книгах. Не хотят признавать никаких ученых заслуг немцев. Забывают то, что наука не может ограничиваться одними общими взглядами и выводами. Для настоящих научных выводов нужна кропотливая черновая работа; для одного часа синтеза порою нужны годы анализа. В этой черновой работе мы от немцев отстали и поневоле должны пользоваться их трудами. Ведь я думаю, что, если бы можно было сейчас нам получать орудия с крупповских заводов, их не отвергли бы только потому, что они немецкие. Их наверное взяли бы, только направили бы на немцев. Но многие научные орудия мы имеем от немцев, пользоваться ими можем, но должны давать им желательное для нас назначение. Например. У нас много говорят об изучении святоотеческих творений. А попробуйте-ка обойтись в этом деле без чужой помощи, если в России никогда не издавали святоотеческих творений в подлинниках! Захотите вы в подлиннике изучить латинского церковного писателя, — вы, конечно, предпочтете лучшее издание Венской академии наук — Corpus scrfiptorum ecclesiasticorum latinorum. Нужен будет вам древний греческий церковный писатель, — вы с удовольствием узнаете, что он уже имеется в том совершеннейшем издании, которое предприняла Прусская академия наук — в Die griechische christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. Едва ли можно представить себе что-нибудь более совершенное в научном отношении, чем издание "Церковной Истории" Евсевия Кесарийского Эдуардом Швартцем! Пусть на этом издании, лишь только его откроешь, стоит немецкий заголовок: "Eusebius Werke", нам от этого может быть разве только стыдно, но едва ли нам это вредно!

вернуться

1

Вступительное чтение 12 сентября 1915 года.