Наконец, мы читаем в Восьмом Подобии: "Пастырь показал мнеогромную иву, покрывавшую поля и горы. И подле этой ивы стоял славный (endoxos) весьма высокий ангел Господень Он имел большой серп и срезал им с ивы ветви и раздавал народу, собранному под тенью ивы" (VIII, 1,1-2). Затем ангел вновь потребовал ветви. Он взял их и проверил. Затем "ангел Господень велел принести венцы. Принесены были венцы, сделанные как бы из пальм, и ангел надел их на тех мужей, ветки которых были с отпрысками и плодами.; и велел им идти в Башню: и других мужей, ветки которых были зелены и с побегами, но без плода, послал туда же, дав им печать (sfragis). Входившие же в Башню все имели ту же одежду, белую как снег" (VIII, 2, 1-3).
Этот текст представляет значительный интерес для иудео-христианской литургии. Он, несомненно, касается дисциплины покаяния, которая совершалась во время собрания общины. Это напоминает церемонию ежегодную переаттестации членов. Это же мы находим в Кумране согласно Дисциплинарному Уставу (Х, 16-XI, 19). Впрочем, эти образы представляют сакраментальный контекст такой же, что и в иудео-христианском крещении, как оно описано в Одах Соломона, с венцом, белой одеждой и печатью. Наконец, там есть и библейский контекст, контекст Праздника Кущей, с намеком на ветви ивы и пальмы. Для раввинистической традиции эти ветви, которые должны быть предъявлены и испытаны в первый день Праздника, на самом деле являются, как и у Ермы, символом добрых дел. То же встречается и у Мефодия Олимпского.
Но с точки зрения нашей темы здесь интересны две вещи. Первое это функция, приписанная "ангелу славы Господа". Он раздает ветви; он отделяет праведных от грешных; он венчает праведных; он ставит печать; он вводит в Башню, которая есть Церковь Святых. Это всё божественные функции, функции суда душ, примирения праведных, дара благодати, собрания святых в Церковь. Они открывают для иудео-христианской традиции миссию свойственную Сыну Божию, которому был вверен суд. Это встречается и далее в апокалиптике и особенно в Апокалипсисе, где также есть венец (2,10), печать (7,3), белая одежда (7,9) и пальмы (7,9). Все это применено Ермой к предвосхищению суда, который для него есть покаяние.
Вторая черта — это колоссальный рост "ангела славы". Здесь перед нами специфически иудео-христианская черта, составляющая аспект его представления об ангелах. Она служит как раз для утверждения трансцендентности "ангела славы" показывая что он бесконечно превосходит ангелов. Эта черта появляется в Евангелии Петра: "Глава двух первых (ангелов, поддерживавших Христа в Его вознесении) достигал неба; но глава Того, Кого они вели, превосходила небеса" (40). Она встречается и в других апокрифах (Деяния Петра, Иакова и Андрея, PGCIII, 389). Она есть в Актах Перпетуи и Фелицаты (4 и 10). Элкасаиты весьма сильно разработали эту тему (Ипполит, Elench., 9,13,2). Но особенно она видна у Ерма: "Я увидел мужа, высочайшего ростом, так что он превышал и самую Башню" (Под. 9,6,1). Это представление перешло в примитивную археологию, где Христос представлен часто гораздо больших размеров, чем окружающие Его фигуры[2].
Логос и Михаил
Итак, установлено, что "ангел славы" Ермы обозначает Самого Логоса. Большинство критиков с этим согласны. Но определенное число других иудео-христианских текстов содержат более странные представления. Первый показывает Логоса в контексте семи архангелов. Эту тему долго изучал Барбель[3]. Он ставит перед нами новую проблему. Здесь уже речь идет не просто об аналогии слов, где "ангел" использовалось для обозначения Логоса. Но он определенно обозначен в своей связи с ангелами. Перед нами трансформация темы семи архангелов как она была в позднем иудаизме (Товия). Она превратилась в тему шести архангелов, окружающих Слово Божие.
Здесь мы опять обратимся к Ерма. Он пишет в Девятом Подобии: "Видел ли тех шесть мужей, и посреди их колоссального и славного мужа, который ходил около башни и испытывал камни в здании? Тот колоссальный муж есть Сын Божий, а шесть мужей — славные ангелы, справа и слева стоящие около Него. И из этих славных ангелов никто без Него не взойдет к Богу. Итак, кто не примет Его имени, тот не войдет в Царство Божие" (IX,12,7). Здесь отождествление колоссального и славного существа, о котором мы уже упоминали, с Сыном Божиим очевидно. Его трансцендентность по отношению к ангелам также совершенно отмечена. Он есть единственный посредник. Текст обнаруживает даже некоторую полемику с культом ангелов; поэтому не должно быть сомнений, что Логос там рассматривается как ангел.
Доказательством того, что у Ерма используется обычная концепция, служит тот факт, что у него, вопреки всеобщей практике, говориться не более чем о шести архангелах. Так, в Третьем Видении старица, которая есть Церковь, сопровождаема шестью молодыми юношами (III,1,6); они суть "святые ангелы первозданные", которым была доверена икономия творения и которым другие подчинены (III,4,1-2). Они встречаются и далее (III,10,1) У Климента Александрийского первозданные ангелы числом семь, а Логос, который иногда тоже называется первозданным, не смешивается с ними. Представление Ерма, таким образом, весьма иудео-христианское.
Следы его мы найдем позже в разных формах. Леклерк обратил внимание на аметист, на котором выгравирована надпись "Рафаил, Ренель, Уриил, Ихфис, Михаил, Гавриил, Азаил"[4]. Аметист представляет Христа с Его монограммой. Ясно, что Он же обозначен словом Ихфис и с каждой стороны окружен тремя архангелами,три справа и три слева, как у Ерма. Но еще более древний документ — это трактат псевдо-Киприана Decentesimasexagesimatricesima, изданный Риценштейном[5], где мы встречаем то же представление в инославном контексте и в связи с темой шести дней и седьмого.
Вот интересующий нас текст: "Когда Господь сотворил ангелов огня числом семь, Он решил сделать одного из них Своим Сыном. Это Тот, кого Исайя нарек Господом Саваофом. Итак, получилось шесть сотворенных ангелов вместе с Сыном" (216, с. 82). Автор вспоминает рассказ о творении, как Бог остановился творить в шестой день и благословил седьмой. И он продолжает: "Когда подвижник полагает конец злым делам, он, сам того не зная, подражает этому седьмому дню".
Этот текст имеет явно иудео-христианские корни, но в нем перемешано много тем. Сначала тема Ерма, но с субординатистским характером, которого у Ерма нет. Затем иудейская традиция, делающая из Саваофа имя ангела и которая засвидетельствована в основном в магических папирусах[6]. Этот ангел отождествлен анонимным автором с Логосом. Наконец, там есть интересная тема творения шести дней как творения шести архангелов и тема седьмого дня как дня Сына Божия. Можно опереться на тексты, где Христос объявляется субботой, покоем души[7]. Впрочем, вспомним, что День — это одно из имен Христа для Иустина[8]. Такая экзегеза рассказа о творении продолжается в византийской иконографии.
Можно сопоставить обозначение Христа как седьмого ангела с другим обозначением, которое появляется у Ерма и где он отождествлен с архангелом Михаилом. Мы комметировали притчу об иве, где говорилось, что "славный и весьма высокий ангел Господа держался в ее тени" (Под.VIII, 1), и мы показали что этот ангел очевидно был Логос. Посмотрим, как Ерма объясняет эту притчу: "Колоссальный и славный ангел есть Михаил, который имеет власть над этим народом и управляет им: он насаждает закон в сердцах верующих и наблюдает за теми, кому дал закон, соблюли ли они его" (VIII,3,3). Сопоставление двух текстов показывает, что именно Логос здесь назван Михаилом, как признают Гарнак, Сиберг и большинство критиков[9].
Это неудивительно. Михаил в самом деле для иудейской традиции есть глава архангелов и князь всех воинств небесных. С тех пор как стали считать не более шести архангелов, во главе которых был Логос, стало естественно, что имя этого главы Михаил, было перенесено на Логоса. Можно сопоставить с этим тот факт, что название "архистратиг", которое во многих текстах является саном Михаила, христианами применялось к Логосу. И в то время как имя Михаил, которое действительно дает повод к смешению, дается Логосу лишь архаичным богословием, использование имени "архистратиг" будет продолжено в традиции, особенно у Мефодия и Евсевия.