Выбрать главу

- Обычно я не так уж и часто шучу, - находя для себя это странным.

Кларисса взяла его за руку, Стефан посмотрел на бледную, нежную кожу ее руки. Ему так хотелось чувствовать это прикосновение…

Когда же Стефана выписали, Льюис опекал его все свое свободное время. И вниманием и разговорами, то приходя к нему домой, то встречаясь с ним в баре. Ни за что не хотел оставлять Стефана одного после того, что случилось. Особенно в первый день, для которого Льюис взял выходной, чтобы провести его с другом, наблюдая за тем, как тот явно находился в состоянии долгожданной свободы, но и мысленных исканий от которых хотелось куда-то спрятаться в тот же момент, остаться наедине с собой, и ни о чем не думать. И не спать. Ему хватило сна. Все, что угодно. Но этой ночью он точно не собирался отправляться ко сну.

Стефан искренне ценил заботу Льюиса. Но все же на второй день предпочел одиночество. Спрятаться, забиться в своей комнате, ни с кем не общаться. Затворничество заговорило в нем. Льюис пообещал ему, что позвонит в течение вечера как минимум пару раз. На всякий случай. И сказал Стефану, чтобы тот позвонил в случае чего. Вдруг, ему понадобится его компания.

Переступив порог своего дома, Стефан неспешно осмотрелся по сторонам, будто его и правда давно не было в собственной квартире, хоть и сделал он это после комы уже не впервые. Как-то дико и непривычно было ему пребывать здесь снова и снова. Чувства его не обманывали. Его не было дома почти два месяца. Как-то остыло все здесь. Стало безжизненным. Трепет пробежал по его коже мурашками. Он понял, что он скучал по родной квартире. Как же много времени он потратил на Анну. Не сказал бы, что впустую. Наоборот, приятно и полезно провел его. Но сев на кухне за родным столом, посмотрев на календарь, увидев, что ненавистный ему март подходит к концу, он почувствовал что-то неопределенное внутри. Успокоение и тревогу одновременно. Успокоение от того, что наконец-то ему никуда не нужно более, ничто его не тянет куда-то. Но и тревогу от того, что почему-то Анна по-прежнему не покидала его мыслей.

Стефан признал, что никогда она их не покидала. Все время была в его голове, как воспоминание, которое никогда не стирается из памяти. С которым пробуждаешься, идешь на работу, затем с работы, сидишь с ним в баре, приходишь домой, и засыпаешь с ним ежедневно, или же ворочаешься с ним без сна. Словно задаешь вопрос этому воспоминанию, в данном случае Стефан задавал вопрос непосредственно Анне: «Когда же ты будешь в тени?» Но она отвечала ему: «Никогда, потому что я буду твоей тенью, преследующей тебя».

Стефан прошелся по всем комнатам. Осмотрел их. Проникся былой атмосферой, в которой явно не хватало миссис Трефан по ту сторону лестничной площадки. Как же тепло и уютно ему было тогда от той мысли, что все же есть назойливая старушка, которая беспокоится о нем, слышит каждый его шаг и каждый вдох. Теперь такого человека нет. Странно, насколько становится не по себе, когда начинаешь вспоминать того человека, которого уже нет рядом. Который даже не был тебе родным, к которому ты относился без особой привязанности, но он остается в твоей памяти чем-то греющим и сияющим. Отчасти вдохновляющее чувство. Кстати, о нем – о вдохновении…

Стефан захотел посмотреть на рукопись своего недописанного романа. Вчера Льюис полностью занял весь его день. Сейчас же он может посвятить время себе и своему роману. Взглянуть бы на него. Он должен лежать в нижнем ящичке стола с множеством исправлений и пометок на полях. Может быть, поэтому у него ушло два года на то, чтобы подойти к последней главе своего романа? Парадокс. Он по-прежнему не считал себя писателем, но к труду своему относился с таким требованием, будто готов был отвечать за культурный и ментальный отпечаток в памяти человечества своим трудом. Оставалась последняя глава…

Он открыл ящик. Но рукопись не нашел. Не может быть! Где же она? Может быть, в другом ящике, в среднем? Вряд ли, он всегда клал рукопись в нижний ящик. Он был особенным – исключительно для творчества, закрытым для остальных. Но Стефан проверил на всякий случай, открыл средний ящик. В нем рукописи также не было. В верхнем? Он удивится, если это так. Но еще более он удивился, когда это не оказалось так. В верхнем ящике также не было рукописи.

«Что за черт?» - пока что про себя произнес Стефан. Он точно клал рукопись в один из ящиков! Уже не важно, в нижний ли или в верхний, хоть он и исключал подобный вариант. Точно в нижний кладет! Может быть, он чего-то не помнит? Его стало поглощать беспокойство, начав с груди, переходя к голове, что было очень не хорошо. Стефану стало плохо. В глазах начало темнеть, а мысли не лезли в голову. Он постарался выровнять свое дыхание. Слишком беспокойным он стал последним временем. Он начал ходить по комнате, заглядывая везде, где только можно. Печатная машинка была на своем месте. Но где же роман? Где этот чертов, будь он проклят, принесший столько боли, роман?

Стефан чувствовал себя придурком, рыская по собственной комнате в поисках опуса, который точно не мог засунуть куда подальше. Будто собственного дома не знает! Что за бред? Его невероятно злило это, поскольку он точно помнил, что видел роман перед собой, когда написал те строки перед тем, как уже проснуться в палате. Он даже помнил ту лекцию, на которую пришел на следующий день. Он точно оставлял рукопись в комнате! Видел ее перед уходом!

Стефан выкрикнул с досадой, точно никогда не чувствуя себя настолько разъяренным. Он ничего не понимал. Злился на самого себя от этого.

Раздался телефонный звонок. Наверняка Льюис. Стефану точно не стоит в таком состоянии поднимать трубку. Но если не поднимет, Льюис обеспокоится и точно вызовет скорую на его адрес. А Стефану не хотелось чувствовать себя неудобно еще и за ложный вызов. Выдохнув, стараясь успокоиться, он поднял трубку, и на вопрос Льюиса о том, как он себя чувствует, он ответил:

- Друг, я совсем не в порядке!

- А что случилось?

- Не знаю, что случилось. Но чувствую я себя полным болваном и кретином. Представляешь, не могу найти рукопись своего романа!

- В смысле?

- В прямом, Льюис! Рукописи нет! Она пропала! Будто ее кто-то украл! Но нужна ли она кому-то?

- Э-м-м… дружище… - затянул Льюис так, словно что-то знал, но не сказал Стефану об этом сразу.

Стефан настороженно спросил:

- Что такое, Льюис?

- Я должен тебе кое-что сказать. Сразу нужно было…

Стефан присел в кресло, явно чувствуя неладное.

- Вернее, я лучше покажу тебе это… Тебе нужно было собраться с мыслями, подготовиться к этому. Понимаешь?

- Льюис?

- Да?

- Где мой роман?

- Я зайду к тебе через десять минут.

- Просто скажи! – нетерпеливо, но спокойно потребовал Стефан, уже не силясь пылить, точно зная, что эмоции ему еще пригодятся, даже если во вред.

- Лучше один раз увидеть, друг. Поверь мне. Это будет сложно. Но это будет верно. Жди.

Льюис спешно повесил трубку. Стефан посмотрел на нее, чувствуя, как неведомая черная дыра изнутри стала засасывать его внутри себя. Знакомое чувство… Даже, привычка…

Стефану стало жарко. Он поднялся и стал ходить по комнате в ожидании Льюиса. Ему не терпелось, когда же истекут эти вечные десять минут. Он посматривал на часы, вышагивая, тем самым стараясь соблюдать внешнее спокойствие.

Льюис позвонил ему в дверной звонок через обещанные десять минут. Стефан с нетерпением открыл ему дверь, но Льюис сказал ему, чтобы он следовал за ним.

Они пошли в центр их небольшого города. Практически не разговаривали, что создавало напряжение, но было единственным верным поведением в данный момент. Слова были лишними. Льюис понимал это. Наперед видел реакцию Стефана. А Стефан уже предвкушал подступность этого мира, почему-то.

Льюис завел Стефана в один из немногочисленных книжных магазинов Белвью и показал ему на одну из полок. Вот, почему слова были лишними. Вселенная Стефана сжалась в этот момент, готовая совершить что-то вроде большого взрыва.

Увесистая белого цвета книга в твердом переплете и с таким знакомым ему названием стояла прямо перед его лицом: «Богоубийство».

Взял в руки эту книгу, почувствовав, как заледенели его руки в данный момент. Он видел имя другого автора на своей книге. Но это же его книга! Он даже пролистал ее, чтобы убедиться. Буква в букву он узнавал свой текст, как и имя этой особы, которая «написала» эту книгу.