- Я поняла, - с комом в горле завершила разговор она, после чего повесила трубку и еще несколько секунд смотрела впереди себя, потупив взгляд.
- Что случилось? – спросил Льюис.
Стефан смотрел на нее, задавая такой же вопрос, но мысленно, лишь выражая его взглядом. Ее глаза все больше набирали слез. Нижняя губа немного дрожала, словно рот ее хотел что-то сказать, но сама она морально готовилась произнести вслух то, что услышала.
- Люси? – спросил Стефан.
Она перевела на него свой взгляд. Слеза потекла по ее щеке.
- Мистер Полански… - трагически стала выговаривать она. - Мистер Робинсон… он… скончался…
Льюис положил на стол свой красный мячик, услышав это, и спросил:
- Чего?
- Как это произошло? – спросил Стефан.
- Во время операции, - сказала Люси.
- Во время операции? – переспросил Стефан, подумав, что все же старик не совсем принимал смерть.
- Вот черт! – выразил вслух свои мысли Льюис, после чего подумал, что «старый пердун все же покинул их», тут же упрекнув себя в грубости формулировки своих мыслей.
Жаль – не то слово, которым можно было объяснить то, что чувствовали сейчас парни. И даже не горе, не печаль. Зная тяжелый и, по сути, безнадежный диагноз Клайва, они были готовы это услышать, хоть и принять это было довольно тяжело. Скорее безысходность. Вот, что они сейчас чувствовали. Суровую, но такую правдивую, совершенно не вкусную, не съедобную, но жизненно необходимую для понимания всех вещей и процессов в жизни безысходность. Нужно научиться проглатывать ее – колючую и режущую. Иначе она станет поперек горла человека, и тот подавится раньше времени, не успев осознать мрак своего бытия.
Парни же сейчас осознавали эту мрачность – что тогда они видели его последний раз, хоть и была маленькая, совсем подводная, словно сомик, спрятавшийся на дне мутного водоема – надежда… Увидеть его еще раз. Теперь все будет совсем иначе…
- Пойдем! – шепнул себе под нос Стефан, как ответ на предложение Льюиса пойти в бар.
Сегодня им было это необходимо. Нужно было протолкнуть безысходность несколькими стаканчиками виски. Иначе мрак поглотит их на гораздо большее время, чем они к тому будут готовы. Не то, чтобы парни погружались в этот мрак безнадежно сейчас. Но пока они не оказались в баре, как следует начать обсуждать это, они не смогли, идя молча всю дорогу.
- Был человек, и не стало его, - вовсе банально и предсказуемо для обоих начал Льюис, приложившись к стакану, словно других слов пока и не нужно было.
- Мда… Со смертью человека весьма сложно смириться, особенно поначалу. Но он остается живым в нашей памяти. В наших сердцах. Независимо от того, съедают ли его черви в земле, то ли он летит по ветру в виде пепла.
- Старый пер… - начал Льюис привычно, но тут же вспомнил, что о покойнике речь идет. – Клайв хотел, чтобы его кремировали и прах пустили по ветру. Я это точно помню.
Стефан кивнул головой, и сказал:
- Да, я тоже помню.
- Почетная роль: выполнить волю старика, очевидно, выпала его супруге. Возьмет его в руку, и отпустит его…
Льюис как-то воодушевленно, хоть и с грустью во взгляде, поднял глаза, продолжив свою мысль:
- В смерти есть что-то поэтичное. Как думаешь, Стеф?
Стефан молчал, призадумавшись. Он ненавидел разговоры о смерти, он презирал ее. Льюис, как друг, знал это не меньше его. Но все же его потянуло на эту тему. Любовь к барной философии после ста граммов виски у Льюиса было не отнять.
- С одной стороны, конечно, - пустился рассуждать он. – Это неотъемлемая часть естественного биологического либо химического цикла, либо процесса на планете Земля в целом. И не только на ней. Звезды тоже умирают. Миллионы звезд во вселенной, как наши клетки – клетки в организме человека. Каждую секунду смерть прекращает их цикл, их процесс, и наш тоже. Но и каждую секунду рождаются все новые и новые клетки.
Он посмотрел на Стефана. Тот молча уткнулся взглядом перед собой. Льюис знал эту его реакцию, и называл ее, иронизируя «с кем поведешься, того и наберешься», но все чаще вслух, признавая, что иногда он философствует намного больше Стефана, который не особо любил этого делать, кстати, как по мнению Льюиса. Работу он оставлял на работе, наверное…
- …В общем, знаешь, Стеф! – продолжал он, не смотря на все свои наблюдения. – Знаешь, что я сказать хотел то? В общем, не нужно относиться к смерти исключительно негативно, воспринимать ее как трагедию. Лично я так считаю. Почему? Потому, что ты, в таком случае, начинаешь умирать заранее, еще до ее прихода.
- Льюис, помолчи! – вдруг попросил его Стефан.
- Ладно, прости! – сказал Льюис. - Я лишь хотел сказать еще вот что. Клайв ушел достойно. Покинул нас, как мужик с яйцами. Ведь мы и не знали, что у него настолько все плохо со здоровьем. А сам он многого добился, я считаю. И вспомнить будет сложно, не то, чтобы перечислить. Со многими великими людьми имел знакомство. Вот, например. Помнишь ту фотографию, висящую у него над кроватью? А?
- Помню.
- Фотография с самим Кеннеди! Ты можешь таким похвастаться? Я нет! И мало кто может. Он же, видимо, имел с ним личную встречу, хоть и перед тем, как тот стал президентом, насколько я понял. Но не суть! Суть в том, как бы он нас в узде не держал, и все эти шуточки обидные не отвешивал, но это наш Клайв! Наш Робинсон! Благодаря нему мы такие! Он тянул нас за уши, хоть и зажимал их в тиски своего убийственного сарказма. Я вот что скажу: другого такого Робинсона я бы и не подумал хоть чуточку зауважать. Потому, что другой такой Робинсон был бы мне никем. А этот… этот старый пер… - Льюис запнулся, то ли чуть не заплакав, то ли чуть не засмеявшись от иронии, то ли у него одновременно появились эти противоречивые чувства. - В общем, он настоящий мужик! На него следует равняться!
- Аминь, - логично закончил Стефан с тем намеком в голосе, что Льюису пора заканчивать эти блуждания философского геморроя, непонятного в полной мере ему самому.
Сегодня Льюис был намного пьянее Стефана. Он посмотрел на него рассеянным взглядом, и сказал:
- Эй, кстати! Так это ты теперь будешь моим начальником? В смысле, И-и-к… заведующим кафедрой?
- Ты что, застрял на том разделе из истории древней Англии, в котором говорится о становлении королевской власти и принципе преемственности этой власти над людьми и королевством?
- Ты же был исполняющим обязанности.
- Вот именно! Исполняющий обязанности. Ты думаешь, на эту должность не посадят более опытного? Какого-нибудь профессора, например? Тем более, ему и по научной степени, и по стажу это светит!
- Да ладно. Тебя назначили исполняющим обязанности. Ты и должен управлять кафедрой! Я не хочу какого-нибудь хера из-за бугра с непонятно какими принципами. Я тебе сказал, что другого Робинсона я уважать не стану. А у тебя, видимо, низкая самооценка, раз ты так считаешь.
- Есть аргументированные причины, почему я так считаю! Перечитай должностные инструкции, положение... Ты как всегда, выдергиваешь дерево, но корни оставляешь в земле.
- О, в ход метафоры пошли! Мне это уже нравится! – стал подкалывать Льюис.
- В общем, закончили с этим! Не мели чепуху, ясно?
- Какую?
- Сам знаешь! Тем более, я еще молод!..
- Тоже мне причина! Тот факт, что в следующем году тебе уже будет тридцать лет, вовсе не означает, что не тебе, во-первых, не хватает опыта для управления кафедрой, во-вторых, что ты менее компетентный ученый по сравнению с другими старыми пнями, которые уже сыпятся, сидя в своих креслах. И сыпятся не от того, что они настолько стары, а от того, что их желчи уже нет иного выхода, как во врожденной ненависти и непритязательности к молодому поколению. К новой школе. Понимаешь?
- Льюис…
- Нет, ты согласись! Ты же месяц замещал его! Хочешь сказать, что ты плохо справлялся? Ну? Что?
- Что «что»?
- А то, что ты, такой осел, все же хоть в чем-то, не цепляешься за те шансы продвижения по карьерной лестнице, которые у тебя возникли сейчас. И я пытаюсь объяснить тебе, что ты можешь сейчас постараться остаться на этой должности. А ты уперся как глупый баран! К черту условности! В нашем деканате далеко не самые умные люди работают! Ты сможешь их убедить в своей компетентности. И я смогу, если ты хочешь! И подпишусь под этим! Ты же умный парень, Стеф!