Он старался не смотреть вниз. На самом деле это не займет у него слишком много времени. Остальные просто боялись делать то, что он сейчас делал. Ему же ничего другого не оставалось, если он хотел остаться жив. Оказавшись наверху, Мортимер увидел довольно уступчивый спуск, который и привел его к южной части. Когда он оказался здесь, он подумал: «Как же здесь красиво». Он даже заметил ресурсы для костра. Намного больше здесь было растительности. Намного меньше здесь было каменистой породы. Наверняка, они совершили ошибку, живя на севере острова. Интересно, знал ли об этом Джулиан?
Мортимер попытался не терять голову, а сосредоточить мысли на самом главном и необходимом. Солнце должно было зайти за горизонт через пару часов.
- Огонь… мне нужен огонь! – сразу же выделил главный пункт в своих приоритетах Мортимер, тут же ища глазами второй: укрытие.
По сути, эти два пункта были неразлучно взаимосвязаны, тем более, в первую ночь наедине с островом - холодным, ветреным, бугристым, колючим неприятелем. Еда была как минимум на четвертом месте, поскольку воду, которая была сейчас для него на третьем, он уже весьма просто мог добыть на склонах, на которых собиралась обильная роса.
Заприметив пару неплохих рощиц местных ягельных деревьев, характерных для субарктического климата восточного побережья полуострова Лабрадор, Мортимер решил податься именно туда. Там рельеф казался ему более уступчивым, а далее скалы обещали быть менее острыми, и даже по гладкому живописными, словно нарисованными. Возможно, среди них он бы и нашел какое-либо укрытие на ночь, пока не найдет более достойное, далее – на юге. То, что он пойдет на юг, Мортимер даже не сомневался. Он представлялся ему в более приветливых красках, и он очень надеялся, что не ошибается. А пока у него было мало времени, он решил искать место для так называемого лагеря здесь. Тем более что ветер в этих рощицах был не таким сильным. Некоторые, довольно высокие и густые сосны, весьма неплохо прикрывали его. Он смотрел на их кроны, и был доволен тем, что видел. Около поселка таких больших сосен не было. Там их всего несколько было – не высоких.
Он старался находить вдохновляющие его моменты, и находил их, несмотря на то, что в груди тревога никуда не делась. Кричащее лицо Дэвида не спадало с его глаз. Плачущее лицо его супруги – тоже. Они будут преследовать его, отпечатком на сетчатке его глаз. Мортимер стал собирать хворост, стараясь отвлечься от мыслей. Он даже заприметил небольшое укрытие – скалу, естественным козырьком нависающую над землей. Он не сомневался, что заночует именно здесь. Она укроет его в случае холодного ночного дождя, или даже мокрого снега. Температура легко могла опуститься ниже ноля в эту пору.
В кармане остался карабин – полезная привычка брать его с собой на всякий случай. Именно такой случай и выпал в его жизни. Ему вспомнилось, как выпало ружье из его рук.
Как же Мортимеру было досадно. Как бы он не старался, но чувства одолевали его – тем более что такие свежие, словно горькое блюдо прямо с раскаленной сковороды, высыпанное ему на лико, впитывающее все своей кожей, обжигая все внутри до самых костей и костного мозга.
Он снова заплакал, склонившись над охапкой хвороста. Будучи не в силах признавать самого себя предателем. При чем, в любом из исходов. Был бы он сейчас на краю утеса, или будучи здесь сейчас, молча смотря на разгорающийся костер.
* * *
Ветер дул сильно и непрерывно, унося с собой слова за край земли. Традиционно, на исполнении приговора еретика присутствовали все, кто мог, и кто был вынужден. Даже женщины с детьми. И те больные, что могли стоять на ногах. Сначала они создавали своей толпой живой коридор, когда еретика вели к утесу. Когда же его доводили до края, этот живой коридор замыкался полукругом, словно для того, чтобы обратный путь стал отрезан. Не то, чтобы присутствующие здесь нарочно отрезали этот путь, таким образом давая понять еретику, что путь у него лишь один – в обратном направлении, вниз. Нет. Скорее, сам мыс был таким узким и удлиненным, что люди были вынуждены так стоять, внимая, как скованные веревкой руки за спиной приговоренного к смерти сжимаются и скрючиваются от безысходности.
Святой отец находился у края, и произносил свои слова, смотря на народ:
- Я предохраню вас, мой народ, от зверей в человеческом образе. Зверей, которых вам не только не должно быть, но по возможности, хотеть не встречаться с ними, и не видеть их. Никто не должен следовать за непокорными, ибо этот непокорный не боится Бога, и не молится ему, как мы, молящиеся за душу этого еретика!
Джулиан показал на Дэвида пальцем. Недалеко стояли близнецы, с учтивым видом слушая проповедь пастора, словно были не только присутствующими, но и участвующими активно в этой сцене. Брюс окидывал всех важным взглядом, выказывающим обретенную им роль и социальный статус. Именно ему предстояло сбросить еретика с края скалы. Супруга Мортимера осознавая это и даже не пытаясь смириться с безысходной мыслью смерти брата ее беглого супруга, преклонила голову, находясь в первой линии, рыдая, прижимая к себе своего маленького ребенка. Остальные, как подобало, лишь молча посматривали на нее, активнее наблюдая сцену впереди себя.
Джек со своей семьей находился у противоположного края относительно супруги Мортимера, но даже находясь на таком расстоянии от нее, он отчетливо видел и слышал ее страдания. И он очень старался делать вид того, что его не задевает это. Должно не задевать.
Он искренне сопереживал ей, наверное, как и многие. Вот только, как и многие, он показывал своим внешним видом безразличие к ее трагедии, и полную участь в процессе свершения правосудия. Какого же было его жене – Люси и, тем более, ребенку наблюдать за этим? Джек не первый раз думал об этом. Ведь он сам внутренне не соглашался с этим всем. Его трогало это до глубины души. И всегда он старался как-то отвернуть Марка и его внимание от такого действа, особенно в его кульминации. Первых пару раз ему неплохо удавалось это делать, как и другим, у кого были маленькие дети. Чтобы они не видели самого момента. Но Марк уже был в том возрасте, в котором его уже было не обмануть. И он стоически, даже более стоически, чем его отец, выдерживал эту сцену, внимательно наблюдая реакцию людей. В их глазах и глазах их пророка он замечал одно и то же – страх. И этот страх был взаимным. Вот только, словно никто не признавал в себе этого чувства, боясь даже его.
Чем больше Марк изучал людей и их поведение, тем больше он учился читать их внутренний мир, и тем больше он понимал их мир – общий, имеющий острые, режущие, колючие края, совсем не сглаженные. Все больше этот мир принимал в его глазах меньше оттенков, особенно ярких. Многие из них сливались в серый. Все больше пахло и смертью, и страхом, несмотря на то, что ветер выдувал все, и даже внутренности каждого присутствующего здесь. Их души. Все больше пустел этот мир, потому что он пустел в каждом. Марк понимал, что главное – это не допустить себе оказаться в этом пустом мире. Нужно заполнять его. Не так, как это делал Джулиан. Сейчас он смотрел в его лукавые, лживые, полные плохо спрятанного страха перед этим миром глаза, и понимал это.
Кристофера нет… Об этом он тоже подумал.
- Легче учить беса, чем обращать сынов заблуждения! Бесы исповедовали и говорили: Ты еси Господь Сын Божий; напротив того, неверные упорно утверждают, что Он — не Сын Божий, - говорил он, явно подготавливая народ к моменту правосудия.
Это понимал даже Марк. Его отец, задавал себе вопрос в этот момент: «Неужели страх перед неверным (если он неверный) сильнее страха перед наваждением того, что смерть неверного все равно отпечатается в памяти, показав расправу лишь над физической составляющей человека? Невозможность обратить еретика создало инквизицию? Нет! Возможность того, что он станет неуправляемым – причина для расправы над ним».
Джек смотрел на макушку своего сына, и ему было очень жаль, что он все это наблюдает, впитывает в себя все происходящее, как губка. Только вот, какой эффект с этого получится? Через пять минут на его глазах случится толчок к смерти. Неважно, находился бы сейчас на месте Дэвида Мортимер… Они нашли виновного. Теперь его таким и преподносят. Вот только кому? Мортимер сбежал и теперь именно он будет тем адским наваждением Джулиана, тем неуправляемым духом-странником, чей полет он теперь не в силах контролировать.