Вечер оказался очень теплым. Поэтому, Стефану было приятно зашагать медленной походкой в сторону дома, особенно ни о чем не задумываясь. Не спеша он пошел, даже присвистнув пару раз. Почти никогда у него такого не было. Он смотрел на ясное ночное небо, на звезды, освещающие ему путь, и просто наслаждался этим. Луной, с ее открытым немым ртом. Он любил наслаждаться окружающей средой. Почему же он так редко это делал, почти никогда не обращая на это внимания? Он даже решил приостановиться, чтобы посмотреть на нее повнимательнее. На ее кратеры, словно пятна на лице. У нее они тоже были. Конечно, покрывали большую часть ее лица, в отличие от его одного единственного пятна на виске. Но все же…
Все же у него зарождалась какая-то мысль. Стефана осеняло в этот момент. Вот сейчас он посмотрел на небо, и, казалось бы, что в этом необычного? В этом моменте? Но именно такой неуловимый момент и рождает ту мысль и ту идею, которую писатели, скульпторы, художники передают сквозь поколения. Его взгляд переменился. Он осознал это. Перед его глазами всплыл его роман. Видимо, не в полной мере он представлялся ему доселе. Одна маленькая деталь может наделить его тем скрытым смыслом. Именно эта деталь, которая и осенила его голову сейчас. Видимо, всему свое время. Каждой идее. Она придет только тогда, когда творец будет по-настоящему готов к ней. Неважно, как он изобразит ее. Главное, что изобразит.
Его начала греть эта мысль. Греть факт того, что его осенила она, прямо сейчас, на улице. Он продолжал смотреть на луну. Мысленно благодарил ее с трепетом в душе, до конца и самого себя не понимая в этот момент. Как же ясно ему сейчас представлялась концовка. Он знал начало, он знал конец. И это главное. То, что между этими двумя точками – всего лишь линия, соединяющая их.
Почувствовав себя вдохновленным, Стефан дернулся с места. Зашагал так быстро, прокручивая в голове одну и ту же мысль, чтобы она не забылась, пока он придет домой. Лишь бы она не потеряла свое истинное предназначение. Может быть, зря он был так к себе самокритичен?.. Ненароком ему вспомнилась Анна и ее слова поддержки.
Туфли застучали каблуками по тротуару почти бегом. Узкая фигура в темноте передвигалась быстро, удлиняясь тенью от одного фонарного столба к другому. Стефан думал о ней. Об этой мысли. И об Анне. Она наравне с этой мыслью о книге лезла в его голову, словно напоминала о себе. Стефан вспоминал ее слова, ее манеры, поведение. А ее взгляд! То, как она держит осанку! Почему мысли о ней стали отвлекать его от главного? Или же она и была главным? Стефан мог себе позволить такие мысли? Или они сами, не спрашивая его, пленили его разум? Скорее всего. И есть ли смысл сопротивляться мыслям? Стефан признавал, что нет. Он не смог сопротивляться ей, ее манерам, утонченности, ее вкусной женской зрелости, которая, возможно, пленила его. Но сам он этого не знал, пока что. Такой человек остается в памяти навсегда. Он будет вызывать интерес, даже если ты узнаешь о нем абсолютно все и он просверлит в тебе дырку насквозь. Он будет в твоем сознании независимо от твоих желаний. Как же все стало смешиваться в его голове…
Стефан настолько увлекся этими мыслями, что и не заметил, как оказался под родным подъездом. Он посмотрел на часы. По меркам миссис Трефан сегодня он засиделся. Да и выпил лишнего. Как же ему не хотелось тревожить ее. Хоть и понимал, что по существу, она сама себя тревожила, вечно выжидая его шаги за своей дверью. С ее тупой, но, все же, такой милой верностью; с ее типично женской, но, все же, такой материнской заботой. Наверняка, она ждала своего любимого соседа. Стефан постоял минутку, чтобы успокоить мысли, дыхание, с той надеждой, что может быть, сегодня ему удастся пройти настолько тихо, и незаметно провернуть ключ в дверном замке, что она и не выйдет, во что особо и не верил. Такого ни разу не было. Но вдруг. Раз в году и палка стреляет.
Неспешно вошел в дом. Поднялся по ступенькам, прислушиваясь к звукам каблуков, стараясь ступать на носки. Воткнул ключ в дверной замок. Не успел услышать звук открывающегося замка. Зато услышал этот звук за своей спиной. С привычным чувством умиляющей досады, он замер, свыкаясь с мыслью, что через несколько секунд должен будет повернуться к миссис Трефан и постараться быть доброжелательным. Тут же попытался принять внешний вид, который показал бы, что он трезвее, чем есть на самом деле. Хоть и понимал всю тщетность этой банальной попытки. Миссис Трефан было не обмануть. Стефан даже представлял себе, что как только он подходил к дому, она уже унюхала запах алкоголя. Так и представлял ее шпионом СССР в шутку.
Типичные фразы, типичные милые отговорки. Все как всегда. Их особый добрососедский ритуал не менялся. «Зачем ты так напился?», «Почему так поздно?» - типичные вопросы миссис Трефан. «Не беспокойтесь», «Все хорошо, идите спать», «Спокойной ночи» - типичные ответы мистера Полански. Как всегда, ему хотелось в максимально короткий промежуток времени закончить с ней разговор. Тем более, сейчас, когда в нем пылала его писательская мысль. Будет ли он винить соседку, если он вдруг забудет ее?.. Отчасти. Но себя корить он будет больше. Это типично для писателей. Сейчас он ловил себя на мысли, что теперь может легко понять настоящего писателя. Потому, что только настоящий писатель и поймет ту искреннюю душевную боль, которая появляется после того, как тот забывает то, что хотел записать. И Стефан очень надеялся, что не забудет. У него не получалось быстро отмазаться от разговора.
- Маменька родная, Стефан! – восклицала старушка.
- Не переживайте! – уставал успокаивать ее Стефан. - Хотите, я приду к вам в это воскресенье? Недавно меня угостили таким вкусным печеньем. Я его принесу…
- Не стоит, Стефан! У меня тоже есть очень вкусное печенье!
- Нет, такого вы не пробовали! Вы должны его попробовать!.. – настаивал Стефан, тем самым заканчивал разговор на приятной ноте, дабы поскорее.
Старушка смеялась, умиляясь опьяненной добродушностью Стефана. «Нынче молодежь уже не та. Наплевать на стариков» - в шутку говорила она.
- Да-да. Спокойной ночи, - соглашался Стефан, закрывая за собой дверь, и оказавшись за ней, устало выдохнул с облегчением.
Пошел на кухню, чтобы чего-нибудь попить. Хотя бы воды. Так хотелось пить и сделать паузу. Знал, что мысль уже не убежит. Уже был уверен в том, что удержал ее. Хоть и хотел поскорее записать, так она чесала ему мозг.
С радостью обнаружил молоко в холодильнике. То, что нужно. С удовольствием выпив его, Стефан выбросил бутылку в мусорное ведро, после чего решил прилечь на минутку. Ему хотелось сформулировать мысль как можно четче и яснее, чтобы ему уже не пришлось кардинально переделывать ее потом, хоть и знал, что придется. Все же, в каком-то смысле писатель он был скучный и дотошный. Насколько серьезно он все же относился к своему труду при всем своем нежелании его широкой огласки. По-прежнему он даже как-то отчасти стеснялся его, тем самым, стесняя свои мысли о нем. Это нормально? Стефан не знал, поскольку в нем сейчас говорил абсурд.
Абсурд – составляющая всех вещей, по сути. Он чувствовал себя писателем и не чувствовал себя им одновременно. Возможно, не стоит думать об этом вообще?
Стефан посмотрел на пишущую машинку, и подумал о Мортимере. Наверняка, ему сейчас было холодно, он забился в какой-то пещере, либо же соорудил укрытие среди камней, пытаясь выжить. На острове в свои права вступала зима. А он мерз, и Стефан чувствовал это. Он представлял себе картину, которую должен был описать следующей. А мысль… Хватит заметки. Она будет в самом конце. А нужно писать все по порядку. Так решил Стефан. Он не понимал писателей, которые писали частями, затем стыковали их, меняя местами, расширяя. По сути, каждый писатель непонятен другому по-своему. Возможно, поэтому он недолюбливал их на самом деле, особенно их общества, хоть и любил читать их?