Та — как небо проста,
Та — как небо чиста, —
Ничего, ничего в ней земного:
В ней — блаженство огня
Беззакатного дня;
Вся она — Божество без покрова.
С вами только шучу,
Улыбаясь лучу, —
Мне мила голубая интрига:
Ей, молясь и любя,
Всё — и песнь и себя
Я отдам до последнего мига!
С ней мой путь в небеса,
Где иная краса.
Где ни тьмы, ни печали, ни Смерти! —
Вас, земную Ирен,
Ваш ласкающий плен
Я и там не забуду, поверьте…
«Ты вся — с картины Боттичелли…»
Ты вся — с картины Боттичелли,
Цветок небесных берегов.
Уста мои сказать не смели
Тебе слова земных сынов.
Где ты, там — церковь, там — граница,
И веет Божья благодать;
Тебя любить, — тебе молиться
И тосковать, и тосковать.
Людских страданий ты не знала
И рождена для тихих встреч,
И звуки строгого хорала —
Твоя таинственная речь.
И только сны мои дерзали
Увить цветами светлый храм
И сердце, полное печали,
Повергнуть к трепетным ногам.
Но днём уста мои не смели
Слова земной любви сказать…
Ты вся с картины Боттичелли.
Ты вся, как Божья благодать.
«Пахло маем. Утро пело…»
Пахло маем. Утро пело.
Луг смеялся. Пруд играл.
Бронза — девственное тело;
Брызги — жемчуг и опал.
Птицы смолкли. Вётлы спали.
Белый пар. Шумел камыш.
Небо — храм из синей стали;
В сердце — каменная тишь.
Пала тень. Сверкнули росы.
Легкий шорох. Умер зной.
Ты — собрала в узел косы
И смеялась надо мной…
«Золотая девочка, сон любви великой…»
Золотая девочка, сон любви великой,
Очи твои милые — чёрные гвоздики.
Дорогое солнышко, радость жизни краткой,
Сердце твоё мудрое — Божии загадки.
Неземная весточка, берег бездны синей,
Оба мы — в изгнании, оба мы — в пустыне…
«Мы сидели на граните…»
Мы сидели на граните;
Я обманывал судьбу.
(Силы Божии, простите
Одинокому рабу!).
Было грустно, точно в храме;
Летний вечер тих и прост;
Над немыми берегами
Реял чёткий шепот звёзд.
Ты молчала. Ты глядела
Как-то мимо, будто вдаль,
Словно дух один без тела.
И тебя мне стало жаль.
Заплуталась и — в себе же,
Среди двух больших дорог,
И всё меньше, и всё реже
Близ тебя и свет, и Бог.
От меня хоть не ушла ты
Никуда и ни к кому,
Всё же больно от утраты, —
От какой? — потом пойму!
Разве скорбь была вначале?
Что объятья? — глупый жест!
Но в тебе — мои печали,
На груди — мой бледный крест!
Расставанье — скоро, скоро,
На землей не будет встреч;
Не гляжу я: эти взоры,
Знаю, — гибель: взоры — меч…
Нет любви? Ты не любила? —
Всё равно мне, о, поверь…
Но тебе какая сила
В Божий Рай откроет дверь?
Я уйду без поцелуя,
Только — раз перекрести.
Что случится, не скажу я,
Но любовь ты мне прости.
Мы сидели на граните.
Что обманывать судьбу? —
Жизни призрачные нити
Мы распутаем — в гробу!
«Я глаз твоих давно не видел наяву…»
Я глаз твоих давно не видел наяву.
Не думаю, чтоб взоры были те же
И так же гордо, ясно смотрят в синеву. —
Неужели они не блещут реже?
Я губ твоих давно не мучил наяву.
Уверен я, что трепет их печален,
Когда одна теперь ты бродишь и траву
Срываешь грустно, молча близ развалин.
Я слов твоих давно не слышал наяву,
Но знаю, в них теперь живут рыданья
Ребёнка, взятого в холодную тюрьму,
И жуткой, страшной муки ожиданья.