По чёрным каменным уступам
Высокой призрачной горы
Иду непогребенным трупом
В иные жуткие миры…
Хоть наше счастие могло бы
Пьяней быть пьяного вина,
Но нам, испившим чашу злобы,
Любовь уже не суждена…
«О, как противны мне судьбы капризной шутки…»
О, как противны мне судьбы капризной шутки,
И жизнь — обманщица давно мне далека:
Лицо монахини, а жесты — проститутки,
Богиня светлая, с душой ростовщика!
Готов я спрятаться от мира хоть сегодня
В конурку чёрную, в подполье, в самый ад,
Но жизнь назойлива, как уличная сводня,
И там навяжет мне кого-то напрокат!
О, мука Вечности без цели, без исхода!..
Будь я Спасителем, я б мир наверно сжёг.
Не внемлет узникам бесстрастная Природа,
Терпеть и веровать велит безумцам Бог!
«Баю — бай… Баю — бай…»
Баю — бай… Баю — бай…
Тихо почивай!
В жизни — стон,
В счастьи — сон,
«Детям снится Рай»…
Баю — бай… Баю — бай…
Дня не замечай!
Нет невест,
Лучше — крест;
Мук любви не знай.
Баю — бай… Баю — бай…
Людям отвечай:
В счастьи — стон,
В смерти — сон;
Богу всё отдай.
Баю — бай… Баю — бай…
О, мой милый, знай:
Есть страна,
Нет там сна, —
«Детям снится Рай»…
«О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало…»
О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало.
Для тихой радости во мне не стало сил…
Ты чувств без имени ещё не понимала,
Но утро детское мой призрак отравил.
О, не сердись, мой друг, ту песню оборву я,
Которой сердца два бессмысленно я сжёг…
Хоть губы бледные не знали поцелуя,
Но всё грядущее — расплата, видит Бог.
О, не сердись, мой друг, уйду я скоро-скоро,
Не дрогнет верная, упрямая рука…
Хоть тень далёкая не ранит больше взора,
Но память прошлого не будет вдруг легка.
Всё не сбылось, увы; легко мне жизнь оставить,
Но не тебя, пойми… О, не сердись мой друг:
Ты в мире призраков совсем, совсем одна ведь —
Для дней без радости, для Бедности средь мук.
«Ты широкой дорогою шла…»
Ты широкой дорогою шла,
И молилась, и грезила мало.
Равнодушна. Спокойна. Мила. —
Это значит, что ты не страдала.
Ты ласкала меня без стыда
И меня ни о чём не просила.
Молчалива. Капризна. Горда. —
Это значит, что ты не любила.
«Хладен жизни чёрный вал…»
Хладен жизни чёрный вал;
Утро наше кратко. —
Кто тебя не вспоминал,
Детская кроватка!
Слышен ужас мировой
В первом нашем крике:
В нём бессмысленный прибой
Скорби многоликой.
Рок вертит веретено,
Нити вьёт устало:
То, что будет, — суждено,
Будет и бывало.
Скорбью ранен первый день,
В сказке — крик о чуде,
И мелькает Смерти тень
В лунном изумруде.
Что восход! — горит больней
Зарево заката;
Сердце в бурном токе дней
Грёзами распято.
В жутком сумраке долин
Верим первым встречам,
Но как скоро (миг один!)
Жить и верить нечем.
Зло, как ржавчина, живёт
В каждой новой ветке:
О, зачем сорвали плод
И любили предки!
Кто упрямо жизни длит
Без конца, без цели?
Смерть безглазая глядит
В наши колыбели.
Счастье сердца не спасло:
Что спасти могло бы?
Рви свой парус, кинь весло,
Если всё — для гроба!
Знает муку чёрных снов
Детская кроватка:
Там нас ранила без слов
Вечная загадка.
Где же детство? — Кто унёс?
Все мечты убиты.
Спи, ребенок мой, без грёз!
Правда! — уходи ты!..