— Пожалуй, настало время поговорить с твоим шурином откровенно, — сказал полковник. — Тем более что, на мой взгляд, он кое о чем уже догадывается. По крайней мере уверен, что приехали мы к нему неспроста.
И разговор такой вскоре состоялся. Было это поздно вечером, когда домочадцы уже готовились ко сну.
— Камал-ака, — начал Петросов, — человек вы умный, уважаемый не только в колхозе, но и в районе. Известна нам ваша честность и принципиальность. Поэтому я и решил поговорить с вами напрямик, вы должны понять меня.
Закиров слушал молча, опустив глаза.
— Как видно, вы уже догадываетесь, что приехали мы к вам отнюдь не в гости, хотя высоко оценили радушие и гостеприимство этого дома. Привело нас сюда известное гильянское дело. Каримов, совершивший тяжкое преступление, продолжает скрываться, грозит, как вы сами нам говорили, новыми убийствами. Этого не должно случиться.
Камал-ака согласно кивнул головой.
— Помнится, — продолжал Александр Николаевич, — вы в первый же день нашего приезда обмолвились, что Тулкун каким-то образом поддерживает связь с родственниками, в частности, с матерью. Откуда у вас такие сведения?
— Сама Мухайе-биби говорила...
— А не могли бы вы с ней поговорить еще, объяснить, что сын ее, скрываясь от правосудия, лишь усугубляет свое и без того нелегкое положение, что рано или поздно ему придется держать ответ за содеянное. И никакая конспирация его не спасет от ареста, это дело времени. Так пусть он будет благоразумным и сам явится с повинной. Для него это единственный, я подчеркиваю, единственный путь облегчить свою участь. Согласны ли вы нам в этом помочь?
Закиров долго молчал, зажав в кулаке клинышек бородки.
— Я могу поговорить с Мухайе-биби, — наконец негромко сказал он. — Только ничего из этого не выйдет. Она говорила, что Тулкун стал совсем злой.
— Чтобы облегчить вашу миссию, — Петросов достал из грудного кармана пиджака конверт, — вот письмо. Его написал человек, которого Каримов хорошо знает и которому доверяет. Меня не интересует, по каким каналам оно будет отправлено. Важно, чтобы Тулкун его прочитал и сделал правильный вывод.
— Хорошо, я попробую...
С утра Камал-ака, хмурый, неразговорчивый, уехал на автобусе в город. Вернулся лишь к вечеру, заметно повеселевший.
— Мухайе-биби взяла письмо, — сказал он в ответ на вопросительные взгляды. — Но она решать ничего не будет, посоветуется с родственниками. Только после этого даст мне ответ.
— Большое вам спасибо, Камал-ака. — Петросов с чувством пожал Закирову руку. — Это уже победа...
В томительном ожидании прошло несколько дней. Наконец после очередной поездки в Чаули Закиров сообщил:
— Послание Тулкун уже получил и хочет лично поговорить с начальником, который мне его передал. Но при этом поставил условие: встреча может состояться только за городом в степи. Ты должен быть один и без оружия.
«Осторожный малый, — подумал Александр Николаевич. — Ну что ж, в его положении это вполне естественно». И спросил:
— Когда и где?
— Завтра в полдень, в двадцати километрах от города по дороге на перевал. Справа там есть высокий холм. Ты его сразу увидишь, земля вокруг голая, солончаки... Машину оставишь в трех километрах от места встречи.
Почти всю ночь Петросов не сомкнул глаз. Рядом на курпаче ворочался и кряхтел Кудрат, который тоже не спал, беспокоясь за друга. Оба понимали, что наступает самый ответственный момент в деле, ради которого они здесь. Лишь под утро глубокий сон свалил друзей. Когда они проснулись, заря уже подрумянила сахарные вершины гор. Было довольно прохладно. Сержант Костин хлопотал у машины, Камал-ака грузил в багажник канистру с бензином, его жена накрывала на стол.
Умылись ледяной водой из медного кумгана, не спеша позавтракали — времени было еще достаточно. Наконец Петросов решительно поднялся.
— Пора в путь, — произнес он, — и вслед за шофером направился к машине.
Дорога на перевал все время круто забирала вверх, но на пятнадцатом километре вдруг неожиданно поползла в низину и вытянулась лентой. Полковник огляделся и лишний раз подивился предусмотрительности преступника. Действительно, лучшего места для встречи с глазу на глаз не придумаешь. Кругом была мертвая пустошь, которая просматривалась во всех направлениях. Александр Николаевич подал знак шоферу, и «Волга», свернув на обочину, остановилась. Дальше предстояло двигаться пешком.